— Именно так я и подумал. Совсем ненадолго.
Он выпустил ее из объятий.
Габриэль решительно подтянула одеяло выше и направилась в ванную. Макс проводил ее задумчивым взглядом.
«Интересно, она помнит, что после умывания ей не во что будет переодеться? Хотя… халаты, там есть халаты». Большие и пушистые. В таком Одуванчик плавно превратится в сонного взлохмаченного медвежонка. Эта мысль вызвала улыбку, что говорится, от уха до уха.
Макс принял заказ, но стол для завтрака сервировал сам — ни к чему Габриэль видеть постороннего человека в номере. Почему-то казалось, что это может смутить ее еще больше.
Она действительно почти успела, задержалась на каких-нибудь пару минут. И действительно нарядилась в большой пушистый халат.
— Там еще осталось что-нибудь вкусное? — спросила, втягивая носом воздух.
— Самая малость. Но тебе хватит.
— Я очень голодная, — предупредила Габриэль.
Макс пододвинул ей стул с высокой спинкой, помог сесть.
— Надеюсь, ты хорошо выспалась, а то вздремнуть днем не получится. Как смотришь на то, чтобы начать знакомство с Лондоном прямо с Букингемского дворца?
— А это ведь там стоят караульные в таких смешных шапках… — Эль, удерживая в пальцах творожный блинчик, показала над головой подобие высокой трубы.
— Именно, — кивнул Макс. — И каждый день, в одиннадцать тридцать, насколько мне известно происходит смена караула. Только чур не строить им смешные рожицы.
— И даже не щекотать?
Макс поморщился.
— Щекотать, думаю, можно. Но никаких рожиц. Мы же не варвары.
— Не обещаю, что сдержусь, но буду стараться изо всех сил.
— Договорились. Я знал, что ты умная девочка.
Некоторое время они ели молча.
— Не очень умная, если честно… — вдруг сказала Эль.
Макс поднял на нее взгляд.
— Что-то случилось?
— Нет… — она смотрела на него со странным выражением не то смущения, не то непонимания. — Но…
— Спокойно. Все хорошо. Я здесь. Ни о чем не беспокойся.
Она улыбнулась, и ее лицо снова залил румянец. Как недавно, когда он назвал ее Одуванчиком.
Макс поднялся, обогнул столик и опустился перед ней на одно колено. Коснулся ладонью щеки. Эль зажмурилась, прильнула к нему.
— Не пугай меня, — забеспокоился он.
— Я глупая, — снова улыбнулась Эль. — И, наверное, немного не дружу с головой. Знаю, что неправильно такое говорить… но с некоторых пор не хочу ничего скрывать и оставлять на потом. Знаешь, как будто всю жизнь до этого я просто стояла за порогом жизни, и только сейчас начинаю пробовать ее на вкус. И хочется попробовать сразу так много! И не боятся закрывать глаза, и вообще.
Макс продолжал смотреть на нее, терпеливо дожидаясь развязки признания. Ее голос становился все тише, глаза больше не искали его взгляд.
— И то, что происходит между нами. Оно… только наше. Как будто и нет больше никого. И я не хочу останавливаться, не хочу думать, что если попробую слишком много, то потом уже не смогу начинать заново. Мне все равно. — Габриэль мотнула головой. — Я хочу тебя… — проговорила уже совсем шепотом. — Но я не знаю, должна ли давать понять…
Макс притянул ее к себе, крепко обнял, только теперь осознав, с каким облегчением услышал эти слова. Она все еще боится собственных желаний — самых обычных и естественных, но уже не хочет идти против них.
— Ты зря думаешь, что я не хочу тебя, — проговорил ей на ухо. — Знаешь, с утра мне было очень непросто оставить тебя в постели одну. Такую сонную и нежную. И потом, когда разбудил… Огромный соблазн выудить тебя из одеяла и заставить снова умолять о пощаде. Ты делаешь это так громко и искренне, что ни о какой пощаде можешь даже не мечтать. Так и знай.
— Но если хотел, почему не выудил? Я думала, может, тебе не понравилось. Прости, я не…
Он закрыл ее рот поцелуем.
— Не хотел сделать тебе больно. Наверное, если мы подождем несколько дней, то ты успеешь достаточно восстановиться. — «Боже, дай мне силы пережить эти дни и не наброситься на нее, как варвар».
— У меня ничего не болит, — упрямо и очень ответственно заявила она. — И больно почти не было.
— Мисс Кромби, признавайтесь, чем вы занимались вчера вечером?
— Я занималась сексом с самым замечательным мужчиной на свете.
— Похоже, на деле он оказался не таким уж и замечательным. Схалтурил негодяй.
— А вы, мистер Ван Дорт, считаете, что справились бы лучше?
— Определенно. После моих объятий вы бы, мисс, простите за прямоту, с трудом смогли бы сидеть.
— Какое неприкрытое хвастовство.