Глава IV
Поздно вечером, когда Анжелика присыпала песком только что написанное письмо к ее дорогой подруге Нинон де Ланкло, вошел лакей с сообщением, что какое-то духовное лицо с тонзурой настоятельно спрашивает ее. У входа Анжелика встретила аббата, который сказал ей, что ее брат, отец де Сансе, хочет увидеться с ней. - Прямо сейчас? - Прямо сейчас, мадам! Анжелика поднялась наверх за плащом и маской. Странный час для возобновления отношений иезуита со своей сестрой, которая к тому же была вдовой колдуна, сожженного на Гревской площади! Аббат сказал, что идти недалеко. И действительно, буквально через несколько шагов молодая женщина оказалась перед небольшим домом, бывшей средневековой гостиницей, примыкавшим к дому Иезуитской Коллегии. В вестибюле проводник Анжелики растаял, как черное привидение. Она начала подниматься по лестнице, не отрывая взгляда от верхней площадки, на которой, перегнувшись через перила, стоял высокий человек со свечой в руке. - Это ты, сестра моя? - Это я, Раймон. - Поднимайся, пожалуйста. Она последовала за ним, ни о чем не спрашивая. Он ввел ее в маленькую каменную келью, скудно освещенную масляной лампой. В глубине алькова Анжелика разглядела бледное, тонкое лицо - женщины или ребенка - с закрытыми глазами. - Она больна. Возможно, она умрет, - сказал иезуит. - Кто это? - Мари-Аньес, наша сестра. Помолчав минуту, он добавил: - Она пришла ко мне просить убежища, я уложил ее, но, имея в виду особый характер ее болезни, мне нужна помощь женщины. Я подумал о тебе. - Что с ней? - Она уже потеряла много крови. Я думаю, что устроила выкидыш. Анжелика осмотрела юную сестру. Кровотечение было не очень сильным, но оно не прекращалось. - Мы должны как можно быстрее остановить его, или она умрет. - Я думал послать за врачом, но... - За врачом!.. Все, что он может сделать - это пустить кровь, а это ее погубит. - К несчастью, я не могу позвать акушерку, которая может оказаться нескромной и болтливой. Наши правила одновременно и очень свободны, и очень строги. Никто не упрекнет меня за то, что я приютил тайком свою сестру. Но я должен всячески избегать скандала. Мне затруднительно держать ее здесь, в этом доме, примыкающем к великой семинарии, сама понимаешь... - Как только мы остановим кровотечение, я перевезу ее в свой дом. А сейчас надо послать за Великим Матье. Матье явился незамедлительно и занялся молодой пациенткой, по обыкновению, бормоча что-то себе под нос. Наконец Анжелика заметила, что кровотечение начинает утихать; на щеках сестры появился едва заметный румянец. Великий Матье ушел, оставив Анжелике отвар из трав, который она должна была давать пациентке каждый час, чтобы заменить ту кровь, которую она потеряла. Он посоветовал подождать несколько часов, прежде чем перевозить ее на другое место. После того, как он ушел, Анжелика села за маленький столик, на котором стояло огромное распятие, отбрасывающее жуткую тень на стену. - Я думаю, что на рассвете мы сможем перевезти ее ко мне, - сказала Анжелика, - но было бы разумнее немного подождать, чтобы она хоть чуть-чуть окрепла. - Подождем, - согласился Раймон. Его тонзура стала немного шире из-за начинающейся лысины, но в целом он почти не изменился. - Раймон, откуда ты узнал, что я живу в Отеле Ботрейи под именем мадам Моран? Иезуит сделал неопределенный жест белой рукой. - Мне было нетрудно сделать запросы. Я восхищаюсь тобой, Анжелика. Ужасное событие, жертвой которого ты оказалась, теперь стало делом далекого прошлого. - Не такого уж далекого, - с горечью сказал Анжелика, - раз я до сих пор еще не могу смело предстать перед всеми. Многие дворяне гораздо менее знатного происхождения, чем я, смотрят на меня сверху вниз, как на разбогатевшую лавочницу, и мне никогда не вернуться ко двору, в Версаль. Он устремил на нее проницательный взгляд. - А почему бы тебе не выйти замуж за человека с громкой фамилией? У тебя нет недостатка в поклонниках, и твое богатство, если уж не красота, может соблазнить не одного знатного вельможу. Ты получишь новое имя и титул. Анжелика неожиданно подумала о Филиппе и вспыхнула при этой мысли. Выйти за него замуж? Маркиза дю Плесси-Бельер... - Раймон, почему я не додумалась до этого раньше? - Вероятно потому, что еще не поняла, что ты вдова и свободна, - твердо ответил он. - У тебя теперь есть все, чтобы с честью вернуться в высшее общество. Это положение не лишено определенных преимуществ, и я помогу тебе, использовав все влияние, каким я располагаю. - Спасибо, Раймон. Это было бы чудесно, - мечтательно сказала она. Анжелика остановилась, прислушиваясь к еле слышному дыханию, доносящемуся из алькова, и продолжала шепотом: - Я думаю, при дворе она имела дело с каждым. Имеет ли кто-нибудь понятие о том, кто был отцом ее ребенка? - Не думаю, чтобы она сама это знала, - грубовато ответил иезуит. - Больше всего мне хотелось бы узнать, что это было - выкидыш или тайные роды. Я содрогаюсь при мысли, что она могла оставить крошечное живое существо в руках этой Катрин Ла Вуазен. - Она была у Ла Вуазен? - Она называла это имя в бреду. - Кто только не имеет с ней дела? - с содроганием сказала Анжелика. - Недавно к ней ходил герцог Вандомский, замаскировавшись под савояра, чтобы послушать откровения этой женщины о сокровищах, будто бы спрятанных господином де Тюренном. А Месье, брат короля, вызывал ее в Сен-Клу, чтобы она показала ему дьявола. Не знаю, удалось ли ей это, но заплатил он так, как будто видел его. Предсказательница, отравительница - эта женщина мастерица на все руки... Раймон слушал эти сплетни без улыбки. Потом он закрыл глаза и глубоко вздохнул. - Анжелика, сестра моя, я в ужасе, - медленно сказал он. - Мы живем в век такой пошатнувшейся морали, таких отвратительных преступлений, что будущие поколения содрогнутся при воспоминании о нас. Только за один год несколько сотен женщин признались мне на исповеди, что избавились от плода, который носили в чреве. И это еще ничего; это только естественное последствие распущенности и супружеской неверности. Но почти половина из исповедующихся признались в том, что отравили кого-то из своей семьи или пытались с помощью дьявольских заклинаний избавиться от мешавшего им человека. Неужели мы совсем еще дикари? Какая ужасная дисгармония между законами и склонностями людей! И церковь должна указать путь через этот хаос... Анжелика с удивлением слушала откровения великого иезуита. - Почему ты говоришь это мне, Раймон? Ведь, судя по тому, что тебе известно обо мне, я могу быть одной из тех женщин, которые... Глаза священника вновь обратились к ней. Он как будто изучал ее некоторое время, потом покачал головой. - Ты, ты - как алмаз, - сказал он, - благородный камень, твердый и неподдающийся, но простой и прозрачный. Я не знаю, какие грехи ты могла совершить за те годы, когда я о тебе ничего не знал, но уверен, что если ты их и совершила, то только потому, что у тебя не было выбора. Ты как настоящий бедняк, моя Анжелика, грешишь, сама того не ведая, в отличие от богатых и могущественных... Эти удивительные слова, которые Анжелика расценила как голос Милосердия, как знак прощения Неба, наполнили ее сердце наивной благодарностью. Ночь дышала покоем. Запах ладана, наполнявший комнату, тень креста, охранявшего изголовье ее лежавшей почти при смерти сестры, впервые за многие годы показались Анжелике добрыми и успокаивающими. Под влиянием неожиданного порыва она опустилась на колени на каменный пол. - Раймон, ты выслушаешь мою исповедь? *** В отеле, несмотря на поздний час, было шумно: пьяные гости увлечённо играли в карты. Кружившие вокруг мужчин дамы с удовольствием кокетничали. Здесь царили азарт и похоть, что вполне устраивало хозяина этого дома. Годен де Сент-Круа внимательно наблюдал за гостями в поисках нового клиента или жертвы. - Хозяин, - к муж