Потом, вежливо зевнув, добавил:
- Он хочет теперь только одного: получить командование. С тех пор, как он узнал о том, что ходят разговоры о военной кампании, он ни разу не пропустил приема у короля и оплачивает свои долги золотыми пистолями.
- Какой героизм! - усмехнулась Анжелика, вконец измученная усталым, изысканным тоном Филиппа. - И как далеко зайдет этот примерный придворный в стремлении вернуть себе милость короля?.. Подумать только, что было время, когда он пытался отравить короля и его брата!
- О чем вы говорите, мадам? - запротестовал Филипп. - Он и сам не отрицает, что восстал против монсеньора Мазарини. Ненависть завела его дальше, чем он хотел. Но ему никогда не могла придти в голову даже мысль о покушении на жизнь короля!
- Ох, не изображайте из себя саму невинность, Филипп. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что это правда, потому что заговор затевался в вашем собственном замке.
Последовала пауза, и Анжелика поняла, что попала в цель.
- Вы сошли с ума! - сказал Филипп приглушенным голосом.
Анжелика повернулась к нему. Неужели она так быстро нашла единственный способ испугать его? Она увидела, что он побледнел, и его глаза смотрели на нее с выражением, по меньшей мере, внимательным. Она тихо сказала:
- Я была там. Я их слышала. Я их видела. Принца де Конде, монаха Экзили, герцогиню де Бофор, вашего отца и еще многих других, которые живы до сих пор и в настоящее время старательно кланяются и расшаркиваются в Версале. Я слышала, как они продавали себя господину Фуке.
- Это ложь!
Закрыв глаза, она начала декламировать:
- «Я, Луи II, принц де Конде, даю слово и гарантию господину Фуке в том, что я буду хранить верность только ему и никому больше, что я предоставляю в его распоряжение все свои крепости и фортификации, а также...»
- Замолчите! - крикнул он в ужасе.
- «Писано в Плесси-Бельер, 20 сентября 1649 года».
Она с ликованием заметила, что он побледнел еще сильнее.
- Маленькая дурочка, - сказал он, презрительно пожав плечами. - Зачем вы выкапываете эти старые истории? Прошлое есть прошлое. Сам король не придаст им никакого значения.
- Король никогда не держал в руках эти документы. Он никогда не знал, до какой степени доходило предательство его людей.
Она замолчала, чтобы поприветствовать карету мадам дʼАльбер, потом очень нежно продолжала:
- Прошло всего только пять лет, Филипп, с тех пор, как был вынесен приговор господину Фуке...
- Ну и что из того? К чему вы клоните?
- К тому, что король еще очень долго не сможет хорошо относиться к людям, чьи имена были связаны с господином Фуке.
- Он их не узнает. Документы уничтожены.
- Не все.
Молодой человек придвинулся поближе к ней на бархатном сиденье. Она мечтала, что он вот так придвинется и подарит ей поцелуй, но сейчас ситуация мало подходила для ухаживания. Он схватил ее запястье и так сжал его своей изящной рукой, что побелели суставы. Анжелика от боли закусила губы, но испытываемое ею удовольствие было сильнее боли. Она определенно предпочитала видеть его вот таким, грубым, неистовым, чем отдаленным, ускользающим, непроницаемым для любых атак в панцире своего презрения. Под тонким слоем грима лицо маркиза дю Плесси было мертвенно-бледным. Он еще сильнее сжал ее руку.
- Шкатулка с ядом... - прошипел он. - Так это вы ее взяли!
- Да, это я.
- Маленькая шлюха! Я всегда был уверен, что вы что-то знаете. Мой отец не верил в это. Исчезновение шкатулки мучило его до самой его кончины. А это были вы! И эта шкатулка все еще у вас?
- Все еще у меня.
Он начал ругаться сквозь зубы. Анжелика подумала, что просто удивительно видеть, как эти прекрасные свежие губы извергают такой поток мерзких ругательств.
- Отпустите меня, - сказала она, - вы делаете мне больно.
Он медленно отодвинулся, но глаза его все еще сверкали от бешенства.
Вокруг было слишком много людей: гостей, слуг - это давало Анжелике иллюзию безопасности. Она не боялась Филиппа, с огоньком страха в непроницательных до этого голубых глазах в женщине росла уверенность, что она сможет сломить маркиза. Анжелика была спокойна. В воздухе чувствовалась сырость, и Анжелика замерзла. Удерживая дрожь, она повернулась к Филиппу. Он был белым и неподвижным, как статуя, но она заметила, что его белокурые усы стали влажными от пота.