— Кто-то наверняка может рассматривать замужество не как денежное дело!
Потом тем же тоном, каким он отказывался от протянутой коробки конфет, добавил:
— Нет, моя дорогая, право же, нет…
Анжелика поняла, что его решение было окончательным и непоколебимым. Она проиграла.
Они вернулись из глубины сада к отелю. Некоторые гости уже покидали прием, среди них был и принц Конде.
— Вам машет Его Высочество принц, — сказал Филипп.
Анжелика движением веера ответила на приветствие принца, который махал ей тростью из окна кареты.
— Вы и в самом деле единственная женщина, которой Монсеньор оказывает какое-то внимание, — заявил маркиз с легкой усмешкой, то ли издевательской, то ли восхищенной, понять было трудно. — С самой смерти дорогой подруги, мадемуазель дю Виже, он клянется, что ни разу не потребовал от женщины ничего, кроме чисто чувственного удовольствия. Он сам сделал мне это признание. Что касается меня, я не могу понять, что же он мог требовать от них раньше.
Потом, вежливо зевнув, добавил:
— Он хочет теперь только одного: получить командование. С тех пор, как он узнал о том, что ходят разговоры о военной кампании, он ни разу не пропустил приема у короля и оплачивает свои долги золотыми пистолями.
— Какой героизм! — усмехнулась Анжелика, вконец измученная усталым, изысканным тоном Филиппа. — И как далеко зайдет этот примерный придворный в стремлении вернуть себе милость короля?.. Подумать только, что было время, когда он пытался отравить короля и его брата!
— О чем вы говорите, мадам? — запротестовал Филипп. — Он и сам не отрицает, что восстал против монсеньора Мазарини. Ненависть завела его дальше, чем он хотел. Но ему никогда не могла придти в голову даже мысль о покушении на жизнь короля!
— Ох, не изображайте из себя саму невинность, Филипп. Вы так же хорошо, как и я, знаете, что это правда, потому что заговор затевался в вашем собственном замке.
Последовала пауза, и Анжелика поняла, что попала в цель.
— Вы сошли с ума! — сказал Филипп приглушенным голосом.
Анжелика повернулась к нему. Неужели она так быстро нашла единственный способ испугать его? Она увидела, что он побледнел, и его глаза смотрели на нее с выражением, по меньшей мере, внимательным. Она тихо сказала:
— Я была там. Я их слышала. Я их видела. Принца де Конде, монаха Экзили, герцогиню де Бофор, вашего отца и еще многих других, которые живы до сих пор и в настоящее время старательно кланяются и расшаркиваются в Версале. Я слышала, как они продавали себя господину Фуке.
— Это ложь!
Закрыв глаза, она начала декламировать:
— «Я, Луи II, принц де Конде, даю слово и гарантию господину Фуке в том, что я буду хранить верность только ему и никому больше, что я предоставляю в его распоряжение все свои крепости и фортификации, а также…»
— Замолчите! — крикнул он в ужасе.
— «Писано в Плесси-Бельер, 20 сентября 1649 года».
Она с ликованием заметила, что он побледнел еще сильнее.
— Маленькая дурочка, — сказал он, презрительно пожав плечами. — Зачем вы выкапываете эти старые истории? Прошлое есть прошлое. Сам король не придаст им никакого значения.
— Король никогда не держал в руках эти документы. Он никогда не знал, до какой степени доходило предательство его людей.
Она замолчала, чтобы поприветствовать карету мадам дʼАльбер, потом очень нежно продолжала:
— Прошло всего только пять лет, Филипп, с тех пор, как был вынесен приговор господину Фуке…
— Ну и что из того? К чему вы клоните?
— К тому, что король еще очень долго не сможет хорошо относиться к людям, чьи имена были связаны с господином Фуке.
— Он их не узнает. Документы уничтожены.
— Не все.
Молодой человек придвинулся поближе к ней на бархатном сиденье. Она мечтала, что он вот так придвинется и подарит ей поцелуй, но сейчас ситуация мало подходила для ухаживания. Он схватил ее запястье и так сжал его своей изящной рукой, что побелели суставы. Анжелика от боли закусила губы, но испытываемое ею удовольствие было сильнее боли. Она определенно предпочитала видеть его вот таким, грубым, неистовым, чем отдаленным, ускользающим, непроницаемым для любых атак в панцире своего презрения. Под тонким слоем грима лицо маркиза дю Плесси было мертвенно-бледным. Он еще сильнее сжал ее руку.
— Шкатулка с ядом… — прошипел он. — Так это вы ее взяли!
— Да, это я.
— Маленькая шлюха! Я всегда был уверен, что вы что-то знаете. Мой отец не верил в это. Исчезновение шкатулки мучило его до самой его кончины. А это были вы! И эта шкатулка все еще у вас?
— Все еще у меня.
Он начал ругаться сквозь зубы. Анжелика подумала, что просто удивительно видеть, как эти прекрасные свежие губы извергают такой поток мерзких ругательств.
— Отпустите меня, — сказала она, — вы делаете мне больно.
Он медленно отодвинулся, но глаза его все еще сверкали от бешенства.
Вокруг было слишком много людей: гостей, слуг — это давало Анжелике иллюзию безопасности. Она не боялась Филиппа, с огоньком страха в непроницательных до этого голубых глазах в женщине росла уверенность, что она сможет сломить маркиза. Анжелика была спокойна. В воздухе чувствовалась сырость, и Анжелика замерзла. Удерживая дрожь, она повернулась к Филиппу. Он был белым и неподвижным, как статуя, но она заметила, что его белокурые усы стали влажными от пота.
— Я люблю принца, — сказал он. — И мой отец был честнейшим человеком. Вы не можете так поступить… Сколько денег вы хотите получить в обмен за эти документы? Я возьму в долг, если это будет необходимо.
— Мне не нужны деньги.
— Чего же вы тогда хотите?
— Я только что говорила вам, Филипп. Я хочу выйти за вас замуж.
— Никогда! — сказал он, отпрянув.
— Не торопитесь с ответом, — покачала головой Анжелика. — Слишком много этот ответ решит в наших судьбах.
Это был беззастенчивый шантаж, но Анжелика не видела иного выхода. Ей самой было противно от всей этой ситуации. Она чувствовала себя унизительно, ведь до этого ей и в голову не приходило, что кто-то сможет устоять перед ее красотой. Что ей придется навязывать брак с собой, как какую-то сделку, но маркиз Филипп дю Плесси-Бельер должен стать ее. Резко развернувшись, молодая женщина направилась в сторону отеля, оставив маркиза в одиночестве.
Сен-Круа с ухмылкой наблюдал за развернувшейся перед ним сценой. Маркиза де Бренвилье первая увидела, как мадам Шоколад увела маркиза за собой. Остальное было обычным делом — проследить за парой, оставаясь при этом невидимым. Так значит, мадам знает не только его грязные секреты. Историю про пропажу римского купороса прямо из-под носа у отравителей монах Экзили помнил до самой смерти и, конечно же, поделился ею с ним, своим учеником и последователем, когда им пришлось коротать томительные часы заключения в Бастилии за долгими беседами обо всем на свете. Оказывается, именно мадам Моран, будучи еще ребенком, спутала карты принцу Конде и его подручным. Забавно… Теперь эта старая история, возможно, погубит ее.
— Маркиз дю Плесси-Бельер, — изысканно поклонился Филиппу Сен-Круа, выходя на свет.
Мужчина вздрогнул, посмотрев на появившегося словно из неоткуда высокого господина. Маркиз попытался взять себя в руки и предстать перед незнакомцем невозмутимым и холодным аристократом, но только в его глазах все еще продолжал гореть огонек ярости, а лицо оставалось бледным, как мел.
— Кто вы? — резко спросил он.
— Друг монаха Экзили, а возможно, и ваш друг, — загадочно улыбнулся Сен-Круа.
— Слишком громкое заявление, — с пренебрежением заявил Филипп и сделал движение, чтобы уйти.
— Разве? — удивленно проговорил мужчина. — У нас есть одна общая проблема и имя ей — мадам Моран.