— Я принесу для тебя матрас. Извини, но для всех ты моя еда и заботиться о твоем комфорте мне не положено, так что матрас — все, что я могу тебе предложить.
— Не волнуйся. Я не какая-нибудь нежная барышня. Приходилось спать и вовсе без матраса, на холодной земле под открытым небом.
Он смотрел на меня ласково, мягко, и в груди щемило.
Я застегивала последние пуговицы рубашки, когда в дверь постучали. На пороге мялась Три тысячи пятнадцатая. С любопытным видом она попыталась заглянуть в комнату, где лежал на кровати расхристанный, полуголый Э’эрлинг, но я встала так, чтобы заслонить ей обзор.
— Ты что-то хотела?
— Всего лишь передать пожелание Смотрительницы.
Моя рука, расслабленно лежащая на дверном косяке, резко впилась ногтями в дерево. Сердце пропустило удар, а затем заколотилось с бешеной силой.
— Передавай, — выдавила я из себя охрипшим голосом.
Три тысячи пятнадцатая одарила меня скользкой, змеиной улыбкой.
— Она хочет, чтобы на сегодняшний пир ты взяла своего пленника с собой.
В ушах зашумело. Я открыла рот, собираясь возразить, но ситхлифа прижала палец к моим губам и быстро зашептала:
— Не в качестве еды. Мы уважаем частную собственность.
— Тогда зачем? — Вопрос вылетел прежде, чем я успела прикусить язык, и я мысленно поморщилась от своего промаха.
Глаза собеседницы загорелись, как у гончей, учуявшей добычу.
— А это важно? Тебе не все равно? — Три тысячи пятнадцатая жадно ловила эмоции на моем лице, а я изо всех сил старалась казаться равнодушной.
— Неважно.
— Тогда почему ты спрашиваешь?
Белобрысая дрянь ждала, что я оступлюсь, ждала моей ошибки, неосторожного слова, неловкого жеста, говорящей мимики — того, что я выдам свою привязанность к Э’эрлингу.
Они что-то заподозрили!
С ужасом я поняла, что вечером во время пира меня собираются испытывать — хотят понять мое истинное отношение к пленнику, а это значит…
Пальцы задрожали, и я спрятала руки за спиной.
— Любопытно, — ответила я. — Просто любопытно.
Гул в ушах нарастал. Сердце выпрыгивало из груди. Ткань рубашки прилипла к спине между лопатками.
Что ждет нас на вечернем пиру? Какую проверку они для меня приготовили?
Я старалась не накручивать себя раньше времени.
Если повезет, все ограничится обычным разговором. Но в любом случае каждую секунду застолья Смотрительница и другие ситхлифы будут наблюдать за мной и Э’эрлингом, следить за каждым нашим словом и жестом, ловить наши взгляды, обращенные друг к другу, задавать наводящие вопросы и делать выводы. Нам придется быть очень осторожными.
— Надеюсь, никто из вас не сошлется на внезапную болезнь, чтобы пропустить праздник, — еще шире улыбнулась гадюка, отрезав мне последний путь к отступлению.
Ведь именно эта мысль только что мелькнула в моей голове, за эту идею я ухватилась как за спасительную соломинку, но теперь от нее пришлось отказаться.
Глава 37. Желанная
Время до вечера прошло как в тумане. Я не помнила, чем занималась и занималась ли чем-нибудь вообще, кроме того, что бродила по комнате, заламывая руки.
Нет, один момент этого дня все же отложился в моей памяти. Пытаясь справиться с чувствами, я остановилась у окна и заметила в тумане девочку лет десяти. На ней была ученическая форма будущей ситхлифы. Малышка стояла под стенами Цитадели и прижимала к груди щенка. В тумане да с высоты третьего этажа я разглядела не так уж много, но знала, что щенок белый, кудрявый, с черными глазами-бусинками и что нашла его девочка в кустах шиповника.
Проваливаясь в воспоминания, я наблюдала за тем, как будущая ситхлифа, маленькая, но такая же одинокая, как и ее взрослые сестры, ласково гладит зверька по спине и что-то шепчет в его аккуратное пушистое ушко. Затаив дыхание, я ждала, что будет дальше, и не могла покинуть свой пост рядом с окном.
— Сделай правильно, — шепнула я в белесую мглу и обреченно прикрыла веки, когда девочка ушла и унесла щенка с собой.
Дурочка.
— Все в порядке? — теплые ладони любовника опустились на мои плечи, заставив меня вздрогнуть.
Перед выходом Э’эрлинг сменил свои соблазнительные штаны, обтягивающие зад, на широкие, весящие между ног мешком. Но даже в них он выглядел на редкость привлекательно. Впрочем, я прекрасно понимала: хоть в простыню его заверни, это не поможет. Дело не в красоте моего пленника, а в желании вывести меня на чистую воду. Если во время пира Э’эрлинга начнут домогаться, то не ради его эмоций, а ради моих.