Я стоял, тяжело дыша, и отрешенно смотрел на своих преследователей. Трое мужчин выбрались из джипа и схватили меня под руки. Среди них я узнал Хамида и того седобородого полицейского, которого взяли на место Басиля.
Хамид скрутил мне руки за спиной, щелкнули наручники. Он втолкнул меня в салон джипа, залез следом сам. Двое других агентов уселись на передние кресла.
В салоне джипа задние сиденья были как в скорой помощи — две скамьи вдоль боковых стенок. Хамид сел напротив меня. Джип тронулся с места. «Почему я спокоен? — думал я. — Почему не кричу? Почему не падаю на колени и не умоляю о милосердии?»
Я раскрыл рот только для того, чтобы прошептать:
— За что, о Аллах?
— Ты не достоин произносить великое имя своим грязным ртом! — заорал Хамид.
— Фьора! — вырвалось у меня. Я в отчаянии запрокинул голову, ударившись об окно.
Хамид ударил меня под ребра.
— Да падет проклятье на твою голову, нечестивец! Как ты смеешь упоминать женщину! — вопил он. — И теперь ты получишь сполна за то, что выставил имама на посмешище!
Не глядя на Хамида, я проговорил:
— Прости меня.
— Поздно просить у Аллаха прощения, тебе одна дорога — в ад, иншааллах.
— Пожалуйста, прости меня, хабибати.
— Да ты просишь прощения не у Аллаха, а у женщины! — взвыл Хамид. — Шейх Абдул-Азиз, передай-ка мне дубинку.
Я закричал ему в лицо:
— Давай, бей меня, будущий шейх! Но вот что я тебе скажу: я не совершал никакого преступления, и Аллах тому свидетель. Всё, что я сделал, это полюбил, а любовь послана нам небом.
— Да отсохнет у тебя язык за такие слова, пес нечестивый! Говори, кто эта женщина.
— Никогда. Никогда я не допущу, чтобы ваши руки прикоснулись к ней.
— Не будь героем, — сказал Хамид. — Говори, как зовут эту подлую женщину, во имя Аллаха, или я сломаю дубинку о твою голову.
— Никогда. С ней благословение Аллаха, а не с вами.
Шейх Абдул-Азиз, заменивший Басиля, обернулся и ударил меня с криком:
— Заткнись, проклятый, бессердечный!
— О, Фьора, я буду скучать по тебе.
Рука Хамида взметнулась в воздух. Он избивал меня, и полосы огня вспыхивали на моих плечах и спине. В запале он не заметил, что его гутра упала на пол.
Наконец он остановился, запыхавшись. Я сидел с опущенной головой, с мокрым от слез лицом. Передохнув, Хамид ткнул меня дубинкой в бок и спросил:
— У нас нет времени. Где живет эта вероотступница?
— За что ты называешь ее вероотступницей — за то, что она любила меня? Зачем тогда людям сердце, если нельзя любить?
Он отбросил дубинку и стал колотить меня кулаками. Я в конце концов взмолился:
— Всё, не бей меня. Я скажу, кто она такая.
Его темные глаза недоверчиво уставились на меня. Он подобрал упавшую гутру, надел ее.
— Шейх Абдул-Азиз, останови машину. Он собирается рассказать нам, где живет эта женщина. Мы знаем, что она из Аль-Нузлы, так что сможем заодно забрать и ее по дороге.
Через тонированное стекло я увидел очертания девятиэтажного дома. И в первый раз захотел, чтобы в этот момент Фьора не смотрела в окно. Я молился о том, чтобы ее не было дома или чтобы она была чем-то занята. Я не хотел, чтобы она заметила меня, как в тот раз, когда я танцевал перед ее домом под дождем или когда вел мимо слепого имама — еще до того, как он стал нашим курьером. Однако сердце мое чувствовало, что Фьора там.
Я опустил голову еще ниже и, глотая слезы, заговорил:
— Я скажу вам, кто она такая, потому что горжусь тем, как она выглядит, как говорит и думает. Я опишу ее с головы до пят, и тогда дело будет за вами. Сможете ли вы найти ее по моим описаниям? Для этого вам придется постучать в каждую дверь Аль-Нузлы и пройти на женскую половину каждого дома. Вам придется остановить на улице каждую женщину и снять с нее покрывало. Вам придется проникнуть в женскую часть всех автобусов, что ходят по Аль-Нузле, всех парков, всех магазинов. И вам придется сломать стены в мечетях, которые отделяют молящихся мужчин от женщин. Я обещаю вам, что если вы проделаете всё это, то найдете ее, потому что она не похожа ни на кого. Ее ум сияет, как мрамор дворцов, а глаза отличаются от миллиона других глаз, потому что в них сквозит решимость и сила, и от этого они становятся еще прекраснее. Потому что эта женщина знает, что такое истинная любовь.
Резкий тычок в голову заставил меня замолчать. Хамид закатал рукава и отложил гутру на сиденье рядом с собой. А потом взял в руки дубинку и толкнул меня, чтобы я опустился на колени.