В то время как родители Эмы продолжали жить в благоденствии незыблемой собственности и удручающие факты воспринимали как возмутительную, но не грозную реальность, старики Ладислава занимали разумную позицию. А это означало: да, мир определенно летит в пропасть, но, что бы ни происходило, надо жить ради собственного сына, потому что он в их помощи, несомненно, будет нуждаться… Я должна признать, что такое решение было возвышенным, прекрасным, но, к сожалению, война помешала претворить его в жизнь, и это, разумеется, возымело самые жестокие последствия.
Предвесенняя пора 1938 года прошла в трогательных волнениях. Но что из того? Определенные факты и ситуации можно выразить лишь стихами, музыкой, живописью или какими угодно иными художественными средствами, чтобы они стали такими же поэтическими, как пережитая реальность. В официальном же языке они становятся просто неудобоваримо неприятными, даже безвкусными, а при научном анализе, разобранные и со скрупулезной точностью обозначенные профессиональными выражениями, — почти отвратительными. Конечно, я говорю о любви. О ее первых, самых серьезных шагах. Словно в старинном итальянском танце паване — улыбка, поворот, поклон, легкий поцелуй, любовное послание, сомнение, ревность, надежды, слезы. Каждый сообразно своему опыту может добавить к этому перечню еще и еще что-то, и каждый будет прав, но при этом правда развивающихся отношений Эмы и Ладислава будет совершенно иной. Поскольку всякий раз совершается что-то неповторимое, исключительное, всякий раз что-то в первый и что-то в последний раз и между тем и другим чего только не происходит. Можно было бы назвать это чудом и принимать это как чудо, однако кто же нынче верит в чудеса и кому ведомо, как с ними обходиться. Молодые люди так нетерпеливы, а пожилые так утомлены, что им нет дела до чудес, которые их уже не касаются.
Эме (особая примета: мечта) с первого же слова, с которым Ладислав обратился к ней, взглянув в ее русалочьи глаза, стало ясно, что она встретила любовь, что она любит его и будет любить, что бы ни выпало на долю этого чувства. И все-таки она выказывала осторожность и не торопилась со своим признанием. Удивительно, но она обладала редким даром игры, этой самой увлекательной в жизни игры, и позволяла себе лишь иногда быть чуть снисходительной к своей мечте, желая изведать до конца все волшебство и таинство истоков любви. Не исключено, что она интуитивно осознавала, что отношение Ладислава и его чувства к ней не столь однозначно пылкие. Инстинкт любящих часто поразителен.
В мае была объявлена мобилизация, что преисполнило людей гордостью, но и опасениями. Ожидали бомбардировку Праги, но вместо того начался Сокольский слет. Ладислав, все еще безработный, положил пройти пешком Словакию. Эмин отец отказался от очередной поездки за границу. Он переживал трудный год, видел много дальше других, и приступ грудной жабы на сей раз был для него спасительным. Супруга гневалась, подозревая его в определенной доли симуляции, и решила не относиться серьезно к его сетованиям на тяжелые времена, грозившие — в случае военного конфликта — ужасной заварухой и опасностью застрять за границей. Мать уехала из Праги еще в начале июня, оставив в городе Эму, сославшуюся на экзамены, сына Иржи и супруга в надежном обществе грудной жабы.
Как только Ладислав с рюкзаком на плечах и небольшой суммой денег в кармане сел в поезд, Эма уехала в Бехине.
Путешествие Ладислава было в ту пору чем-то вроде обычного для студентов и безработных выхода из затруднительного положения. А Ладислав был, собственно, и тем и другим, но, кроме того, у него были и прочие, не менее веские причины. Мне придется их перечислить, хотя, конечно, последовательность, в какой я их изложу, вовсе не означает, что первая причина была действительно первой, самой важной. Не беру на себя смелость даже предполагать, что было для Ладислава главным, самым неотложным, тем более что речь идет о времени теперь уже историческом и, кроме Эмы, нет никого, кто мог бы пролить на это свет. Эма? Боюсь, что даже она не предполагала, о чем шла речь, боюсь, что любое воспоминание о тех дорогих давних годах причиняет ей нестерпимую боль, которая с возрастом скорей усиливается, чем притупляется, покоряясь забывчивому времени.
Причины отшельничества Ладислава были примерно таковы.
В течение целого года он так и не смог нигде устроиться. Кризис был давно преодолен, промышленность работала полным ходом, но новых зданий не возводили, а как жить дальше? Нельзя же вечно сидеть на шее у родителей и лишь изредка зарабатывать кой-какие гроши.