Притаившись в своем укрытии и внимательно изучая окрестности, мы пролежали целый день, до сумерек. Фаруз оказался любителем порассуждать, и многие его мысли отзывались и во мне. Я подавал только отдельные реплики, но слушал очень внимательно — надо было узнать о моих нынешних хозяевах как можно больше.
Выйдя на вечернюю тропу, хорошо знакомую Фарузу, — он мог бы передвигаться по ней с завязанными глазами, — мы почти наткнулись на засаду. Тут же повисли осветительные ракеты. Началась активная и беспорядочная стрельба — явно не прицельная, а только для устрашения и самоуспокоения. Вызвал переполох камень, о который я споткнулся. Он покатился в пропасть, наполняя гулом темное и узкое ущелье.
Мы тут же вернулись на исходную позицию, где и промаялись целую ночь. Фаруз вспоминал, как хорошо было пару лет назад, когда здесь стояли итальянцы. Все было четко: платишь — проходишь. Никакого беспокойства. А сейчас пригнали новых — американцев. Стараются доказать, что они полностью контролируют Кабул и окрестности. А взрывы в городе все равно почти каждый день. И ракетные обстрелы. Но не нужны нам их законы. Англичан выкурили, шурави заставили уйти, с ними тоже скоро разберемся. Аллах не простит, что они опоганили землю пуштунов жвачкой, презервативами и своей гнусной кровью.
Фаруз сказал, что до рассвета надо выйти на другую, более высокую и менее опасную тропу, оставив Кабул как можно дальше. Я подумал, что уже и так чувствуется высота, не хватает кислорода. А что будет, если поднимемся еще выше? Но, главное, конечно, не попасть в руки войск коалиции. Фаруз разрешил подремать, а ближе к утру повел по другой тропе. Видя, что я не очень хорошо переношу кислородное голодание, разрешил делать остановки. К рассвету уже прошли самый опасный участок, когда Фаруз обеспокоенно остановился и стал прислушиваться к звукам, что доносились из ущелья под нами. Я тоже прислушивался, но понять, что беспокоит командира, не мог. Но вот неожиданно возникла пара вертолетов. Как огнедышащие драконы, они дали ракетный залп по дальнему лесистому склону. Пламя полыхнуло среди безжизненных каменных глыб. Скорее всего, это снова была демонстрация мощи и устрашение. Но камни ожили, и сразу же вслед за вертолетами устремился самонаводящийся снаряд из хорошо знакомого мне «стингера». Его дымовой шлейф и характерный звук никогда не забуду. Вспышка над ущельем подтвердила, что ракета достигла цели и вертолет рухнул на камни, меж которых бушевала сердитая горная речка. Нашли свою смерть несколько молодых парней из штата Алабама или Индиана. Сразу лишилась смысла жизнь их матерей и отцов, дедов и прадедов.
Фаруз успел найти надежное укрытие, и мы затаились среди камней, стараясь ничем не выдать себя ни тем, ни этим. Попасть меж двух огней — худшего не придумаешь. На противоположном склоне было хорошо видно передвижение вооруженных людей. Вероятно, они знали, что все только начинается. Через минут двадцать относительной тишины за горой снова послышались рев и клекот винтокрылых птиц. Первая неудачная атака вынудила изменить тактику откровенного боя. Теперь вертолеты, на мгновенье зависнув, дружно выпустили ракеты и тут же скрылись. Это повторялось несколько раз. Противоположный каменный склон полыхал от взрывов. И после этих атак наступила тишина. Видно, все живое меж камней стало мертвым.
Фаруз следил за боем не как простой наблюдатель. Всем сердцем и помыслами был с теми, кто сражался с вертолетами армии США. Теперь он вглядывался в противоположный склон, надеясь убедиться, что сопротивление не подавлено до конца мощными ракетными залпами.
— Жаль, что я ввязался в эту торговлю. Пока я в рейсе, семья остается фактически в заложниках. Я тоже был бы среди тех камней.
А я, глядя на утреннее безмятежно голубое небо, мысленно был дома, у обелиска павшим воинам — рядом с железнодорожным вокзалом нашего райцентра. Думал о тех бесстрашных молодых парнях, которые со связкой гранат бросались под фашистские «тигры» — ради спасения своей родины.
«С нами бог!» — провозглашали гитлеровцы. Но бог в той войне оказался с нами — атеистами. Видимо, высшие силы не очень любят, когда открыто апеллируют к ним. Любое божество хочет быть тайным и свободным в своих предпочтениях. Да, как замечал старик Гегель, единственный урок истории в том, что она никого ничему не учит. Человечество с завидным постоянством наступает на одни и те же грабли. Только удар по лбу — по разуму человечества — становится все сильнее. И наркотики все активнее принимают участие в уничтожении разума. Потому что условия существования для большинства людей становятся все невыносимей. Люди лишены элементарной возможности честно трудиться и обеспечивать условия нормального существования для своих семей. Они становятся на путь преступления только для того, чтобы выжить. Но жизнь их покупается смертями тех, кто тоже еще мог бы жить — если бы не наркотики. Одна несправедливость, как камень в горах, порождает целую лавину несправедливостей. Жизнь постепенно погружается в пучину мракобесия и беззакония. Такого не было даже в каменном веке — иначе человечество давно бы прекратило свое существование.