Осторожно выглянув из-за валуна, увидел троих солдат, наклонившихся над лежавшим Арманом. Удивительно легко американские пули скосили своих же американских ребят. Это как будто снимало с меня вину в убийстве, которое я совершил в минуты ярости и гнева. Впервые я видел, кого убиваю. Один из упавших солдат вдруг шевельнулся и открыл глаза. Увидев направленное на него дуло автомата, он снова закрыл их, готовый спокойно принять свою незавидную участь. Но я уже не мог стрелять. Только бормотал: «Мародеры… Какого черта вы тут делаете?» Я быстро собрал их разбросанное оружие и закинул его за огромные камни. Пусть ищут.
К счастью, Фаруз остался жив. Пуля пробила ему плечо, но кость вроде не задела. С помощью медпакета американского солдата я сделал ему перевязку. Меня учили этому очень давно, но, как оказалось, хорошо. На всякий случай воткнул ему в руку и обезболивающее, с трудом найдя его в целом наборе ампул. Кое-как снова упаковали свой груз — уже на двоих. Я добавил в свой рюкзак и половину груза из мешка Армана. Захватил и аптечки. Поколебавшись, все-таки оставил М-16 на месте боя, но пару гранат прихватил. Шурави не сдаются. Хоронить Армана тоже не стали — надо было уходить как можно быстрее, но вместе с тем соблюдая и максимальную осторожность. Вслед нам неслись резкие и хриплые звуки из передатчиков солдат, которые уже ничего не могли ответить своим командирам. Нам пока повезло. Но груз вырос, а подстреленный Фаруз поневоле сосредоточился на своей ране. Он только показывал дорогу, которая для него самого становилась все труднее. Видно, какая-то инфекция все-таки попала в рану.
Мы шли за солнцем и быстрые сумерки в горах скрыли нас от посторонних глаз. Через пару часов показалась луна. Она тоже была как подарок. Возбужденные, схватившие большую дозу адреналина, мы шли намного быстрее, чем обычно, — понимали, что нас спасут только наши ноги. Такой темп удалось держать несколько дней. Мы почти ничего не ели, только пили. Возможно, оказали свое действие и энергетические капсулы, которые обнаружились в медпакетах. Останавливались только на пару часов во время полуденной жары. Засыпали на часок-другой и снова вскакивали, готовые к бессонной ночной дороге. Каждый рассвет встречали с надеждой, что это еще не последний рассвет в нашей жизни.
Американские солдатские медпакеты спасли Фарузу жизнь. Ну и, конечно, то, что я был рядом и всегда приходил на помощь в нужную минуту. Мою роль в своем спасении Фаруз осознавал очень четко. Но единственное, чего он не мог понять, так это зачем мне нужно перебираться через границу. Думаю, что и душераздирающая история, которую я для него сочинил, используя и факты своей биографии, не очень убедила его. Хотя он и расчувствовался до слез. Во всяком случае, понял, что ничего больше я ему не расскажу. Меня, конечно, подмывало рассказать ему все, полностью раскрыть душу. Ведь каждый день нас караулила опасность, и Фаруз мог оказаться последним человеком в моей жизни. Но здравый смысл все же удерживал. Ни к чему ему знать подробности моей жизни. Для нормального и вполне доверительного общения хватало и того, что он знал обо мне. Не стоило без особой нужды усложнять ситуацию, заставляя Фаруза задумываться о вещах, которые никак не могли его касаться. Да и любая откровенность, даже с давним другом, очень часто вылезает боком.
Фаруз уже полностью доверял мне и не ожидал никаких подвохов. Как и прежде, я оставался самым «ценным» объектом в нашей группе. Но меня все больше беспокоила распухающая рука Фаруза. На привалах изучал захваченные медпакеты и пробовал понять, что там к чему. Знания медицинской терминологии мне явно не хватало.
Горная тропа по-прежнему вела в неизвестность. Все вокруг было новым и чужим. Но Фаруз повторял уже совсем слабым голосом, что скоро, скоро наша дорога приведет к кишлаку Махрам, где живут одни таджики. Таких таджикских поселений в этих краях много — в свое время многие бежали от советской власти, но от границы далеко не уходили. Издавна обособленно живут здесь и туркмены, и курды. Места хватает всем.