Больная (встает с возмущением). Слушайте, Цыпка! С меня довольно. Несомненно, вы правы. И так и нужно говорить об этом, как вы, — прямо и открыто. Я восхищаюсь вами и завидую циничному спокойствию, с которым вы все это выкладываете. Может быть, со временем я и привыкну к вашему тону, но сейчас это выше моих сил. Мне придется просто-напросто уйти, если вы не перемените разговор. (Садится в плетеное кресло спиной к ним.)
Обри. Вот Цыпка в своем настоящем виде. У нас у всех — как бы это выразиться поделикатнее — имеются высшие и низшие инстинкты. Наши низшие инстинкты действуют; они действуют со страшной силой, и эта сила иногда разрушает нас; но они безмолвствуют. Речь — это сфера высших инстинктов. В поэзии, в литературе всего , мира говорят высшие инстинкты. Во всех благопристойных беседах говорят высшие инстинкты, даже когда они молчат, даже когда лгут. Но низшие инстинкты неотступно при нас, словно тайная вина, которую мы знаем за собой, хотя они и безгласны. Я помню, как я спросил своего учителя в колледже: что, если бы чей-нибудь низший инстинкт вдруг заговорил, — пожалуй, эффект получился бы больший, чем когда заговорила Валаамова ослица[4]? В ответ он рассказал мне с десяток сальных анекдотов, чтобы показать, что он человек без предрассудков. Я больше не возвращался к этой теме, до встречи с Цыпкой: Цыпка и есть Валаамова ослица.
Графиня. Выражайся повежливее. Попси, или…
.Обри (вскакивая со стула). Женщина! Я сказал тебе комплимент. Валаамова ослица была умнее Валаама. Надо внимательней читать Библию. Вот это-то и делает Цыпку почти сверхчеловеческим существом. Ее низшие инстинкты говорят. После войны низшие инстинкты обрели голос. И это было страшнее землетрясения, ибо они высказывают истины, которые всегда замалчивались, истины, от которых творцы наших отечественных устоев пытались отмахнуться. А теперь, когда Цыпка повсюду кричит о них, все наши устои трещат, шатаются, рушатся. У нас не осталось ни места в жизни, ни прочных основ, ни сколько-нибудь пригодной морали, ни неба, ни ада, ни заповедей, ни бога.
Больная. А как же «свет в наших душах», о котором вы так красноречиво вещали третьего дня, когда выпили бутылку шампанского за обедом?
Обри. У большинства из нас, по-видимому, нет души; или если и есть, то ей не за что ухватиться. А тем временем Цыпка продолжает кричать. (Садится в шезлонг.)
Графиня (встает). Что ты плетешь? Вовсе я не кричу. Я была бы хорошей женщиной, не будь это так скучно. Если будешь хорошей, непременно станешь жертвой. Кто такие хорошие женщины? Те, которым нравится нагонять скуку и приносить себя в жертву. У них нет желаний. Жизнь их пропадает зря, они не умеют ею пользоваться.
Больная. Ну, а вы, Цыпка? Как вы пользуетесь жизнью? Графиня. Я ищу сильных ощущений. Вот возьмите нас с Попси. Мы постоянно строим планы грабежа. Я, конечно, знаю, что это чаще всего одно воображение, но самое интересное — это планы и ожидание. Даже если бы мы на самом деле кого-нибудь ограбили и засыпались, как увлекательно было бы стоять перед судом, попасть во все газеты. Помните бедного Гарри Смайлера, который убил полисмена в Кройдоне? Когда он пришел к нам и рассказал об этом, Попси предложил ему достать цианистый калий, — потому что можно было не сомневаться, что его изловят и вздернут. «Что? —сказал Гарри.—Не испытать, как тебя судят и приговаривают к смертной казни? Пусть меня лучше повесят». Ну и повесили… И по-моему, стоило испытать это, ведь он все равно бы умер и, может быть, мучительной смертью. Гарри был, собственно, неплохой человек, но он не выносил скуки. У него была замечательная коллекция пистолетов, он начал собирать их еще мальчишкой; во время войны он много набрал — просто так, ради интереса; ничего дурного он не замышлял. Но ему ни разу не пришлось воспользоваться ими; и в конце концов он не устоял перед искушением — пошел и застрелил полисмена. Просто ради ощущения, что он разрядил пистолет и убил кого- то. Когда Попси спросил его, зачем он это сделал, он ничего не мог ответить, кроме того, что это было некое завершение. Вот что-то в этом роде я и имею в виду (Снова садится, облегчив душу своей тирадой.)
4
Стр. 616. …эффект получился бы больший, чем когда заговорила Валаамова ослица. — Имеется в виду библейский миф о языческом волхве Валааме, ослица которого вдруг заговорила.