Миссис Мопли. Вот как? А ты знаешь, какая я по-настоящему? Мне всегда лгали — и мне приходилось делать вид, что я совсем другая, чем на самом деле.
Толбойс. Кто вам лгал, сударыня? Я не давал таких распоряжений.
Миссис Мопли. Я не о вас говорю. Моя мать лгала мне. Моя няня лгала мне. Моя гувернантка лгала мне. Все лгали мне. Мир совсем не такой, каким они его изображали. Я совсем не такая, какой они меня изображали,— приходилось быть такой. Я думала, что нужно делать вид, а вовсе не нужно было.
Старик. Еще одна жертва! И она тоже падает в бездонную пропасть!
Миссис Мопли. Я не знаю, ни кто вы такой, ни что вы хотели сказать, но вы попали в самую точку: я просто не знаю, на каком я свете. Почему мне говорили, что дети не могут жить без лекарств и должны есть мясо три раза в день? Знаете ли вы, что я погубила двоих детей только потому, что мне так говорили! Своих собственных детей! Просто-напросто убила их!
Старик. Медея! Медея[13]!
Миссис Мопли. Это не идея, это сущая правда. Никому больше верить не буду. Я убила бы своего последнего оставшегося в живых ребенка, если бы она не сбежала от меня. Мне говорили, что я должна жертвовать собой, жить для других. И я так и делала, видит бог. Мне говорили, что все будут любить меня за это; и я думала, что так оно и будет. Но моя дочь сбежала от меня — после того как я стольким жертвовала ради нее, что иногда желала ей смерти, лишь бы хоть немного передохнуть. А теперь оказывается, что не только моя дочь ненавидела меня, но что все мои друзья, постоянно выражавшие мне сочувствие, просто жаждали дать мне зонтиком по голове! Бедняга полковник сделал только то, что сделал бы любой из них, если бы посмел. Я чистосердечно сказала, что прощаю вас; я вам даже признательна. (Целует Толбойса.) Но что же мне теперь делать? Как жить в мире, в котором все не так, как мне говорили, а совсем наоборот?
Больная. Успокойся, мама, успокойся! Сядь вот сюда. (Поднимает тяжелый камень и кладет его возле «Приюта любви».)
Миссис Мопли (садясь на камень). Не называйте меня мамой. Разве моя дочь могла бы таскать такие глыбы? Ведь она звала сиделку, когда хотела взять на колени свою собачонку. Вы подлизываетесь ко мне, выдавая себя за мою дочь; но это только доказывает вашу глу- посте, потому что я ненавижу мою дочь и моя дочь ненавидит меня — за то, что я жертвовала собой ради нее. Она была противная, себялюбивая девчонка, вечно больная, капризная; сколько ни старайся, ничем ей не угодишь. За всю свою жизнь она только раз поступила разумно, когда украла свой собственный жемчуг, продала его и сбежала, чтобы истратить деньги на себя. Она, вероятно, где-нибудь лежит в постели, а дюжина сиделок и полдюжины врачей пляшут вокруг нее. Слава богу, вы ничуть на нее не похожи, вот почему вы мне и нравитесь. Поедем ко мне, дорогая. У меня куча денег, и мне нужно наверстать шестьдесят лет испорченной жизни, — так что вы со мной не соскучитесь. Вы будете моей спутницей, и давайте забудем, что на свете существуют матери и дочери.
Больная. Но какая польза будет нам друг от друга?
Миссис Мопли. Никакой, слава богу! Ничто не помешает нам разойтись, если не уживемся.
Больная. Идет! Возьму вас на испытание, а пока осмотрюсь немного и решу, что мне делать. Но помните — только на испытание.
Миссис Мопли. Понятно, дорогая! Мы обе будем на испытании. Итак, решено.
Больная. А теперь, мистер Слаб, как насчет моего поручения, которое вы обещали исполнить? Принесли паспорт?
Графиня. Ваш паспорт? Зачем?
Обри. Что вы затеяли, Мопс? Вы хотите бросить меня? Слаб выходит вперед, высыпает из своей сумки на песок целую груду паспортов, становится на колени и начинает искать паспорт больной.
Толбойс. Что это значит? Чьи это паспорта? Что вы с ними делаете? Откуда вы их взяли?
Слаб. На пятьдесят миль в окружности все просят достать им визу.
Толбойс. Визу? В какую страну?
Слаб. В Беотию, сэр.
Толбойс. Беотия?
Слаб. Так точно, сэр. Федеративное Объединение Разумных Общин — ФОРО[14]. Все стремятся туда, сэр.
Графиня. Вот это да!
Старик. А что же будет с нашим несчастным отечеством, если все жители покинут его ради какой-то чужой страны, где даже собственности не уважают?
Слаб. Не бойтесь, сэр: они нас не хотят. Они больше не будут пускать к себе англичан, сэр. Они говорят, что их сумасшедшие дома уже переполнены. Я ни для кого не мог достать визы. Только одну (обращаясь к полковнику) — для вас.
Толбойс. Для меня? Какая наглость! Я же не просил. Слаб. Так точно, сэр. Но там у всех столько свободного времени, что они только и думают, чем бы заняться, чтобы от безделья не натворить чего-нибудь. Они хотят организовать у себя единственное английское учреждение, которым они восхищаются.
13
Стр. 650. Медея — героиня трагедии Еврипида, убившая своих детей, чтоб отомстить бросившему ее мужу.