Выбрать главу

Я соскользнула со стула и направилась к выходу.

– Вик?

Ее слабенький, робкий голосочек остановил меня. Все еще кипя от негодования, я обернулась. Тесса вытирала слезы.

– Вик, извини. Ну, правда. Очень прошу. Я голову потеряла из-за Малькольма. Не знаю почему, но словно бы вообразила, что, если буду орать на тебя, вызову его к жизни.

Я подошла к ней, обняла.

– Ну, конечно, я все понимаю, малютка.

Мы молча постояли, обнявшись.

– Тесса! Я действительно хочу сделать все, чтобы раскрыть это убийство. Но все так запутано. Может, мне следует прослушать автоответчик, если он еще там? По крайней мере, узнаем, кто звонил. Кстати, где его личные вещи?

– Я думаю, – сказала она, – все так и осталось в квартире. Ключи есть у Лотти. Она, кстати, его душеприказчик или как это там называется. – Тесса улыбнулась. – Вероятно, она, по его мнению, была ему ближе всех после смерти матери. Я, впрочем, всегда удивлялась, что же его так влекло к Лотти.

– А я нет. – Я легко высвободилась из объятий. – У меня сегодня встреча с богатым доктором. Тем самым, который трудился над Консуэло вместе с Малькольмом.

Ее глаза сощурились в печальной улыбке.

Беру все свои слова обратно, Вик. Ты снова на линии огня, девочка. – Она чуть-чуть поколебалась, затем серьезно проговорила: – Будь осторожней с теми ребятами, Ви. Ай. Ведь лицо у тебя только одно...

Глава 12

Домашний визит

Бургойн привез меня в испанский ресторанчик, который знал еще со студенческих лет. Экспансивный хозяин с женой встретили его точно блудного сына.

– Мы так давно вас не видели, сеньор Бургойн! Думали, не переехали ли вы куда-нибудь?

Они сами подавали нам изысканные, великолепно приготовленные блюда. Когда были принесены кофе и испанский коньяк, хозяева удалились, дав нам возможность поговорить наедине.

Бургойн был не такой, скованный, как днем. Он извинился за то, – что был тогда слишком погружен в свои мысли, и объявил запрет на медицинские темы на весь вечер. Я спросила, как ему живется в северо-западном пригороде.

– Реклама не лжет, – сказал он, улыбаясь. – Все так и есть: чисто, пристойно, элегантно, красиво... Но – скучища! Если бы пригородные электрички не были таким кошмаром, я бы в один момент вернулся в центр... Я не женат, поэтому мне нет дела до новых современных школ, парков и прочего в том же духе. Кроме того, я не вписываюсь в местный образ жизни. Главная тема разговоров – аэробика и гольф, а я не интересуюсь ни тем, ни другим...

– Вот ведь проблема! Почему не наплевать на амбицию и не вернуться в городскую клинику?

Он скорчил кислую гримасу.

– Мой отец говаривал, что никто не родился в сорочке. Но к ней можно привыкнуть позже. И, в «Дружбе» я быстренько уразумел, как легко породниться с высоким уровнем жизни и как тяжко потерять его.

– Но вы получали раньше больше, чем сейчас. Конечно, с голоду вы не умрете, и, кроме того, я уверена, найдется прекрасная дама, которая оценит ваши достоинства.

Он допил коньяк.

– Наверное, вы правы. Кроме замечания относительно того, как дорого или дешево меня ценят в «Дружбе»... Ну так что, в путь? Не хотите ли прогуляться по пляжу при луне?

По дороге к озеру Мичиган Бургойн поинтересовался, есть ли у полиции какие-нибудь сдвиги в расследовании убийства. Я сказала, что дело затяжное, особенно потому, что Треджьер не был знаком с убийцами. По мнению полиции, терроризм относится к наиболее сложно раскрываемым категориям убийств... Впрочем, в ход будут пущены все ресурсы. А Роулингс, руководитель бригады, упрям, как буйвол. И, кстати, ни одно дело об убийстве никогда не считается закрытым. Всегда что-нибудь может обнаружиться: кто-нибудь «расколется», либо агент, либо случайный свидетель. А может, повезет лично мне.

Он направился к стоянке машин в районе Монтроуз. Мы ехали медленно, высматривая свободное местечко... Весь город высыпает на набережную в такие теплые вечера. Отовсюду звучит музыка радиоприемников, мальчишки дикими криками вспугивают притаившиеся парочки. Юноши постарше охотятся за одинокими дамами.

Бургойн отыскал место рядом с ржавым фургоном. Дождавшись, когда мотор заглохнет, он спросил:

– А вы занимаетесь убийством Треджьера?

– Нечто вроде того. Если это случай терроризма, то полиция найдет отгадку. А если убил кто-нибудь из его знакомых, то, возможно, мне удастся разгрызть этот орешек... Кстати, он ни о чем важном не обмолвился, когда вы вместе спасали Консуэло?

Я почувствовала, как пристально он смотрит на меня сквозь ночной мрак.

– Это что, шутка? – в конце концов спросил он. – Видите ли, я не настолько хорошо знаю вас, чтобы сразу понять, когда вы шутите, а когда нет... Все, о чем мы тогда говорили с Малькольмом, касалось сердечной аритмии пациентки.

Мы спустились по скалам к дюнам. Народу на пляже было меньше, чем на набережной. Я скинула сандалии и вошла в воду. К вечеру она стала очень теплой и нежно ласкала Ноги.

Бургойн пожелал узнать, как далеко я продвинулась в моем расследовании.

– О, я пока разговариваю с людьми, с теми, с другими. Когда они злятся, мне кажется, что им что-то известно. Я расширяю круг, говорю с другими людьми. И наконец, когда образуется сырой материал, начинаю проторять тропинку. Боюсь, не очень-то все это по науке, знаете ли...

– Очень похоже на медицину. – Я смотрела, как он сидел на песке, поджав ноги, обхватив руками колени. – Несмотря на то, что у нас совершенная аппаратура, большинство диагнозов ставится на основе расспросов, изучении тех или иных казусов, бывших ранее... Ну а с кем вы говорили относительно смерти Треджьера?

– С людьми, которые его знали, с теми, кто мог знать его с самой неожиданной, парадоксальной, возможно, даже с дурной стороны.

– И поэтому нарвались на нож?

– Собственно, да. Впрочем, мне наносили раны пострашнее этой. Другое дело – лицо. Кому хочется щеголять со шрамами?

– А какие отношения были у него с доктором Хершель? – загадочно спросил Бургойн. – Он был ее партнером?

– Вроде бы так. Он оставался за старшего в клинике трижды в неделю, по утрам, с тем чтобы Лотти могла ездить с визитами. И у него был кабинет для приема своих пациентов. Малькольм имел диплом по акушерству, но был также полноправным членом общества патологоанатомов.

– Стало быть, она очень переживает его кончину?

– Да, можно сказать, так. И потом ее работа значительно усложнилась.

Я отогнала комаров, начавших виться у моего лица, издавая тонкий, пронзительный писк.

С минуту Бургойн молча смотрел на озеро, потом отрывисто сказал:

– Надеюсь, она не очень винит нас в смерти Консуэло.

– Вы слишком близко принимаете это к сердцу, – выговорила я, стараясь рассмотреть его лицо. – Пошлите ей заключение, которое она у вас просила, и выбросите все из головы.

Комары принялись за меня всерьез. Сгусточки крови, очевидно, служили аппетитной приманкой. Я отогнала их и сказала, что пора возвращаться. Бургойн помог мне подняться и поцеловал меня. Что ж, это было естественно. Я пришлепнула парочку кровососов и ответила на поцелуй.

Когда рука об руку мы взбирались по скалам, он спросил, многие ли опасности еще ждут меня в деле расследования.

– Не знаю, – ответила я. – Я вообще не мыслю такими категориями. Парочку раз меня пытались убить, причем не очень приятным способом. Моя работа состоит в том, чтобы соображать быстрей, чем преступники. Когда я не смогу думать или двигаться быстро, значит, пробил час лечь на дно и брать уроки аэробики.

– Таким образом, – не без ехидства произнес он, – нельзя представить, чтобы вы бросили это дело из боязни снова налететь на нож или пулю?

– Представляйте все, что хотите, – сказала я, высвобождая руку. – Но вы не втграве «качать права», да притом я очень разозлюсь, если вы полезете не в свое дело.