Там плывут облака – ничьи –
Над тяжелой, пленной землей…
А потом в волосах репьи,
Словно пес, принесу домой.
ЛЕСНОЙ МАДОННЕ
Расцветает трава любовней,
Пахнут липы теплей и слаще
Над смиренной Твоей часовней,
Смело в диком лесу стоящей.
Ты добра к мотыльку и птице
И к больному лесному зверю…
Не умею Тебе молиться,
Просто тихо люблю и верю.
В чистый сумрак войду и стану,
Помолчу, и вздохну, и выйду,
И, как белке сквозную рану,
Ты залечишь мою обиду.
«Бывает день — уже с утра…»
Бывает день — уже с утра
Он радостью, как солнцем, налит, –
В нем неприглядного вчера
Вы никогда бы не узнали:
За каждым звуком тайный звон
И даже тень полна сиянья,
Как будто исполняет он
Все, все земные обещанья…
В закате он сгорит дотла,
Как дни, что до него сгорели,
Но радость все-таки была —
Она была на самом деле!
ПАМЯТИ Б. Л. ПАСТЕРНАКА
1. «В облетевшем лесу пустынно…»
В облетевшем лесу пустынно,
Лесу зябкие снятся сны.
На пригорке рдеет рябина:
Тесных ягод щитки грузны.
Снегири, как малые дети,
К ним прильнули, разинув рот,
И она им ягоды эти,
Словно грудь младенцу, дает.
Улыбаясь на трепет жадный
Чуть заметным движеньем век, —
Он — один в тайге неоглядной.
Он один в тайге — человек.
2. «Между небом (больше не взглянуть)…»
Между небом (больше не взглянуть)
И землею (не ступить с доверьем) —
Понесли Тебя в летейский путь
Горестно распахнутою дверью.
Листьями поспешно шевеля,
Что-то ветки вдаль передавали,
И вступились небо и земля
И Тебя себе на память взяли.
Словно жизнь, любимая сестра,
Отдает — как вечер жар полдневный —
Всё, чем Ты дышал еще вчера,
Каждый стих Твой, радостный и гневный, –
И на смертью заданный вопрос
Слышишь дивный перечень ответов:
Всех метелей, сумерек и гроз,
Соловьев, и ливней, и рассветов…
«Черный Данте в облетевшем скверике…»
Черный Данте в облетевшем скверике
Замышляет бронзовый сонет.
Поздний вечер наступил в Америке,
А в его Италии рассвет.
Ветер над равниною этрусскою
Розовые гонит облака,
И проходит улочкою узкою
Тень твоя, блаженна и легка.
Беатриче! Нет тебя желаннее…
Семь веков – как семь весенних дней!
И опять – любовь, стихи, изгнание,
Мокрый сквер и быстрый бег огней.
СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ
Словно кто-то, стоя за плечами,
Разбирает медленно хоралы, –
Белыми прозрачными лучами, –
Запинаясь, небо заиграло.
А потом – уверенней, стройнее, –
Наливаясь светом тихой бури,
Те лучи помчались, пламенея,
Словно пальцы по клавиатуре, –
И пылала тонко надо мною,
Радугой цвела и трепетала
Музыка, что стала тишиною,
Тишина, что музыкою стала.
«Вот моя лесная добыча…»
Вот моя лесная добыча —
Земляники легкой щепоть,
Голубое перышко птичье,
Шелковистого мха ломоть.
Вот синеющий гриб-кубышка,
А на шапочке три иглы,
И еще — еловая шишка
В беловатых блестках смолы.
Вынимаю, как горсть жемчужин,
Мой лесной, мой нелепый клад.
«И кому этот мусор нужен?» —
Удивленно мне говорят.
«Почему мне сладок дух древесный…»
Почему мне сладок дух древесный,
Настоящий?
Почему мне здесь, в лесу, не тесно
В самой чаще?
Почему зовут меня глубины Дробным стуком?
Или прежде я была рябиной?
Или буком?
Или дятлом, на стволе пахучем
Бьющим четко?
Или писком в норке бурундучьей
(Хвостик щеткой)?
Или звонким комаром, что реет
У болота,
А его, как я, убил на шее
Прежде кто-то?..
«Слепой ребенок на лугу…»
Слепой ребенок на лугу
Стоит, лицо подняв,
К нему летят, к нему бегут
Дыханья диких трав.
И шлет ему медовый вздох
Сквозь игол переплет
Сторожевой чертополох,
Что у межи цветет.
А ветер шевелит едва
Ресницы темных глаз
И шепчет мудрые слова,
Неслышные для нас.
«Люблю гулять с пустыми руками…»
Люблю гулять с пустыми руками —
Раздвинуть ивы свежие пряди
И, сев на прибрежный солнечный камень,
Озерную зыбь, как собаку, гладить.
И знать, что разлука еще не скоро.
Не скоро — но всё же разлука будет!
На то и стоят над озером горы,
А люди — приходят, уходят люди…
«Сух и желт и пылью серебрится…»
Сух и желт и пылью серебрится
Летний мир, заждавшийся дождя,
И гуляет беглая зарница,
И мутнеют тучи, уходя.