«Перебирая пальцами траву…»
Перебирая пальцами траву,
Как шерсть любимого большого зверя,
Я ничего цветущего не рву,
Мне даже серый одуванчик верит.
И бабочка, мне на руку садясь,
Подробно шарит хоботком по коже, —
Рука роняет травяную вязь,
Рука от счастья двинуться не может.
Ведь для меня в доверьи малых сих —
Предчувствие, воспоминанье рая:
Оно, как в детстве незабытый стих,
Горит в душе и греет, не сгорая.
«Как влюбленный, кого забыли…»
Как влюбленный, кого забыли,
Кто на холоде ждет давно,
Белой горстью мраморной пыли
Брошу ночью в твое окно.
И сквозь сон, свернувшись тепло,
Ты подумаешь, чуть зевая, —
Это веткой клен задевает,
Клен стучится в мое окно.
«Я смотрю на солнечное пламя…»
Я смотрю на солнечное пламя, –
Ты уже забылся где-то сном.
Где-то – за морями, за долами
В лунном свете спит наш старый дом.
Лунный свет котом ползет по крыше,
Черепицу трогает легко…
Может быть, во сне меня услышишь, –
Наяву, пожалуй, далеко.
«Свежий ветер идет, и вздыхают легко занавески…»
Свежий ветер идет, и вздыхают легко занавески,
В теплых зайчиках пол, в узкой рюмке подснежник цветет.
И сосульки бренчат, обрываются в тающем блеске,
И усами дрожит на весенних воробушков кот.
А над мутной рекой – вербы в мягких серебряных точках,
И теплеют деревья и тянутся сладко от сна…
И, как белый цветок, запеленатый в тесных листочках,
Расцветает душа, потому что сегодня весна.
«Трещит костер и рвется, золотея…»
Трещит костер и рвется, золотея;
Смотрю на пламя, не смыкая глаз.
В прохладе ночи, за спиной моею,
Пасется мой стреноженный Пегас.
Привал в пути. Мы оба отдыхаем
От дня земного и его забот.
И ласковым, глубоким черным раем
К огню костра спустился небосвод.
ПО НЬЮ-ЙОРКСКИМ СКВЕРАМ
1. «В плюще запыленного сквера…»
В плюще запыленного сквера
Обертки дешевых конфет,
Окурки, и скомкано-серый
Платок, и разбитый браслет;
И узкий отрез городского
Неловкого солнца лежит
На мусоре спеха людского –
Объятий, обетов, обид.
2. «В городском цветнике было скудное лето…»
В городском цветнике было скудное лето:
Темный жилистый плющ припылен, недвижим,
И петуньи такого дешевого цвета,
Что хотелось заплакать от жалости к ним.
А ребенок в очках, с голубым пистолетом,
Всех прохожих в индейцев легко превратил –
И доверчиво счастлив и парком, и летом,
И храпящим мустангом садовых перил.
3. «Парк черен, убог – растертый рисунок…»
Парк черен, убог – растертый рисунок.
У входа бульдог, тяжелый но юный.
Белея, к нему вдруг облачко шпица
Сквозь грязную тьму по воздуху мчится.
Нос к носу дыша, знакомятся – зная,
Сейчас их, спеша, растащит хозяин:
Мечта без границ, а жизнь – одни точки.
И облачный шпиц уже на цепочке.
ДИАЛОГ С ЖИЗНЬЮ
С миною довольной
Мучит, как всегда.
Спрашивает: «Больно?»
Отвечаю: «Да».
«Очень больно?» – «Очень».
«Что ж, погасим свет?
Отвечай же – хочешь?»
Отвечаю: «Нет».
«Гладко обласканный морем…»
Гладко обласканный морем
Смугло-серебряный корень
Брошен в песок на покой, –
Море заботилось много –
Каждую веточку рога
Влажной ваяло рукой.
Вот он – почти невесомый, –
Я положу его дома
Между бумаг на столе:
Пусть он коснется чудесно
Плотью морской и древесной
Песен моих на земле.
«На подоконнике синеет…»
На подоконнике синеет
От солнца теплый переплет, –
Укрытый им, веками зреет
Стихов Гомера дикий мед.
И всё древнее и моложе
Они звучат весенним днем,
На ветер солнечный похожи
На подоконнике моем.
«Старый дом — и кот на крыльце…»
Старый дом — и кот на крыльце,
И в садовой тени — качели…
Для того ли мы о конце
И начале спорили, пели, —
Чтобы сесть на теплый порог,
Отодвинуть пустую лейку,
И коту, разгоняя блох,
Почесать осторожно шейку,
И на облако посмотреть,
Что горит над вечерним садом, —
И простую песенку спеть
Про клубок, мурлычащий рядом?..
МОЛИТВА
Не прошу, — но за всё, что дал мне,
Говорю покорно: спасибо!
За песок на прибрежном камне,
Влажно пахнущий блесткой рыбой,
За суровый берег и море,
Синий шорох твоих сокровищ,
За слезы огневую горечь,
За живое биенье крови, —
Когда ласточкой дух — к пожару,
В облаков закатное пламя, –
И за легкий летящий парус
В ту страну, где смолкает память.
«Блеск ящериц на парапете…»