Ибо даже недостойно
глубине греха такого,
чтобы светлый день спокойно
для меня открылся снова, —
если ж наступить захочет,
будет мне чернее ночи.
На ночном горят покрове
звезды вечными лучами,
словно говорят с любовью:
ах, взгляни, любуйся нами!
Как мы ярки, как мы чисты,
так же нежны, как лучисты.
О, пойми, коль дар великий
дал Отец твой слугам малым
и украсил наши лики
светом славы небывалым, —
примешь вящий дар чудесный,
ты, как сын, в стране небесной.
Мертвый лик луны прекрасной,
золотое сея пламя,
мне глядел в лицо и ясно
говорил, скользя лучами:
быть должно твое желанье —
знать Творца, познав созданье.
Лишь подумай, если эта
мертвая краса волнует,
сколь душа бессмертным светом
превосходит пыль земную!
Сколь исполнен благодати
вышний Бог, души создатель!
Если видим красоту мы
на красу души похожей,
какова душа, подумай,
что хранит подобье Божье?
И каков сам Бог предвечный,
бесподобный, бесконечный?
Хороша краса земная,
что души есть образ зримый,
краше все ж душа, являя
Божий образ, в ней таимый,
всех же краше Бог единый,
Кто всему и всем причина.
И с безумною отвагой
я хотел оставить Бога —
Кто мне истинное благо,
жизнь моя, моя дорога,
путь, ведущий без сомненья
от погибели в спасенье.
Ты — та жизнь, которой веря,
мы по смерти вечно живы,
даже видим в смерти двери
к жизни лучшей и счастливой,
где добры и богоданны
все дары Тобой, избранным.
О заплаканные очи,
слез пролейте океаны,
плачьте, плачьте дни и ночи,
плачьте, плачьте неустанно, —
если этим грех убудет,
пусть весь век мой плачем будет.
Если ж скуден я слезами,
слез для плача нет довольно,
ты заплачь, холодный камень,
мой приют в пути невольный, —
будет пусть в моей заботе
я из камня, ты из плоти.
Солнце ясное, другие
золоти лучами горы,
тучи мне пошли глухие,
чтобы скрыться от позора,
чтобы ночь меня укрыла,
чтоб лица не видно было!..
От других укроюсь скоро —
ночью заслонюсь, горою, —
но ни ночь, ни эти горы
от меня меня не скроют!
Трепещу душой моею —
сам в себя глядясь, бледнею.
Что я? Человек? О, где ж там!
Червь я, червь, что был раздавлен
всей моею жизнью грешной,
злою мерзостью ославлен, —
и теперь в позоре гада
славы суетной награда.
О, и я, и я, ничтожный,
грех свершить решился, Боже,
зная — всё Тебе возможно,
власть Твоя всегда всё может:
забывая, кто Ты, что Ты, —
милостей Твоих щедроты.
И еще живу? И светит
солнце мне? Земля всё та же?
Небо молниями метит
в дуб, совсем безвинный даже,
а того, кто грех свершает,
не разит и не сжигает.
Ах, душа, грехом больная,
тяжела твоя тревога,
как и не скорбеть, стеная,
ты ведь оскорбила Бога —
и Творца, в великой злобе,
и в себе Его подобье.
Дал мне светлый дар — свободу,
к правде и любви стремленье,
созданную Им природу —
в вечное мое владенье;
человек пусть правит свято
от востока до заката.
Небесам велел всесильный
оградить меня от злого,
звездам — слать мне изобилье
всякого добра земного:
и огонь, что согревает,
ветерок, что освежает.
Воду, чтоб меня омыла,
землю, чтоб меня держала,
от напастей чтоб укрыла
гору крепкую и скалы,
серебро в земле и злато —
чтобы мне прожить богато.
В пищу мне плоды, что зреют,
для леченья выбрал травы,
всё мне служит, что умеет
здесь ходить, летать и плавать,
дал мне свет существованья,
разум, мудрость, смысл и знанье.
И еще дал совесть,
чтобы отделить умел я злое
от добра, и после пробы
что добро — избрал бы то я,
и когда бы повстречался,
зла бежал, добру отдался.
Для меня узорным цветом
юная весна красива,
для меня струится летом
золотом колосьев нива;
зрелой осени услада —
мне плоды деревьев сада.
Высечет огонь из кремня
и дрова зима добудет;
и семян обильных бремя
мать хранить в запасе будет;
плавают для человека рыбы
и в морях и в реках.
Сладкий мед сбирают пчелы,
овцы шерсть мне уступают,
принял упряжь вол тяжелый,
кони резвые летают,
птицы завивают гнезда,
светит солнце, месяц, звезды.
Если б не было нам надо,
неизбежно умирая,
в страхе помнить муки ада
на путях земного рая!
Жизнь моя — в грехе мученье,
Божьей правды поношенье.
Скот, что без понятья бродит
по лесам, однако знает,
кто ему творит добро, и
благодарность ощущает;
я же стал, грехом владеем,
благодетелю — злодеем.
Буду ль всех зверей подлее,
всей неблагодарней твари,
в темной жизни грех лелея,
позабыв о страшной каре:
постоянный Твой предатель,
о, души моей создатель!
И моя свершилась участь,
и раскаянье терзает:
под волнами скорби мучась,
жизнь моя едва мерцает —
в волны те влились навеки
слез моих несметных реки.