Будут пышны сугробы и сини студеные тени,
Будут яркими искры и звонкой морозная сталь…
И сквозь белую смерть, сквозь глухую метель сновидений,
Как ребенок во сне, шевельнется несмело февраль.
«Деревянной кончил точкой…»
Деревянной кончил точкой
Дятел выстуки свои.
По стволу сквозной цепочкой
Заструились муравьи.
Прямо в легкую страницу
Бухнул ошалевший жук, –
Только лень пошевелиться,
Не поднять блаженных рук.
Мягкий ветер влажно-нежен,
И суставы все полны
Этой солнечной и свежей
Сладкой тяжестью весны.
«Сизый дым облаков…»
Сизый дым облаков
По весеннему небу ползет.
Влажный шорох кустов,
Мокрый лепет деревьев растет, —
Косо хлещет, шипит,
Нарастает упругая мощь,
В черных лужах кипит
Пузырьками плывучими дождь.
Вдруг — покой, ветерок,
Золотистого света волна,
В мокром блеске дорог,
В ярких каплях весны — тишина;
Выше ласточек лёт
И звончее детишки кричат,
А у самых ворот
Две лазурные лужи стоят.
ВЕСНА В БОЛЬНИЦЕ
Зазвенело капелью с утра, воробьи затрещали,
Небо приторно-сине, до боли, прилипло к стеклу.
Из палаты напротив — носилки, мертвец. Циан-кали…
Кто-то шторку отдернул, и солнце легло на полу.
Вот несут через двор, через снег, как-то тупо кивая всем телом.
Говорят — молода, хороша; говорят — только жить да плясать.
Всё весна. От нее в голове и в груди опустело,
Снова слабость, озноб, и в кривой — тридцать восемь и пять…
Все сиделки сбежали. Флиртуют опять с санитаром…
Вон белеют на солнце, смеются, галдят на крыльце,
Как здоровы, как грубы, как всё это пошло и старо!
Позвонить? Помешать? Боже, сколько досады в лице!
Оторвали от солнца, зовут к опостылевшей клетке.
Стынет скука в глазах: «Капли, грелку?» Бежит принести.
В одеяло уткнешься, шерстит… Слезы солоны, слабы и редки…
Хоть бы кто приласкал. Не пускают. От трех до пяти.
«Пень и ромашка. Убитая птица…»
Пень и ромашка. Убитая птица
Плоско припала к земле:
Ветер вчерашний высокий ей снится,
Пух ворошит на крыле.
Липко толкутся зеленые мухи
К сладости смертного сна…
В сочной крапиве и в пепельном пухе
В теплом пеньке — весна.
«На серой туче — дерево в цвету…»
На серой туче — дерево в цвету.
На тяжкой влаге — розовые ветки…
Вот капнул на щеку, разбился на лету,
Залепетал крупнеющий и редкий,
И так запахла черная земля,
Такою свежей сладостью и силой —
Над чуждым городом. Над башнями Кремля.
И над твоей потерянной могилой.
«Пахло сыростью свежей, грибной…»
Пахло сыростью свежей, грибной
И мохнато-корявою чашей…
Каждый шорох сбирала лесной
Тишина в кузовок шелестящий.
Расступились стволы не спеша,
Пни накренили сизые плешки.
Любопытством веселым дыша,
Розовели во мху сыроежки.
За прозрачной и зыбкой листвой
Зеленело прохладное солнце –
И один только луч огневой
Упадал в голубое оконце.
Сух и жарок был светлый поток —
И его золоченою пылью
Заплутавший степной мотылек
Полоскал свои зябкие крылья.
Свежей сыростью пахло в лесу.
Тишина обходила дорожки.
Мне казалось — я душу несу,
Словно птенчика, в сжатой ладошке.
А когда на опушке, у пня,
Теплый ветер навстречу мне хлынет, –
Серый птенчик порхнет от меня
И растает в пылающей сини.
В ЛЕСУ
Не боюсь ни растрепанных леших,
Ни зеленых болотных чудес, –
Словно крепкий кедровый орешек,
Пахнет солнцем полуденным лес.
Я иду и ладонью ласкаю
Розоватые сосен стволы,
В липких пальцах, как воск, разминаю
Удлиненные капли смолы.
Вдруг зажмурюсь на яркой полянке,
Травы теплые бережно мну…
Тонконогой и влажной поганке,
Словно старой знакомой, кивну.
Сбросит белка упругую шишку,
Сочно стукнет меня по плечу,
И – по веткам, комочкам, вприпрыжку…
И я быть этой белкой хочу.
ГРОЗА
Далекий гром, как встрепанный медведь,
Ворочался в глухом берложьем гневе.
Скользила зыбь по выжженной траве
И содрогались шорохом деревья.
И мгла сгустилась — и удар упал,
Короткий, ослепительный и грубый;
Ему навстречу, радостно-слепа,
Земля раскрыла жаждущие губы.
И шумный ливень рухнул и приник,
Запах листвою резаной и свежей,
И вымыл корни, и насытил пни,
И ослабел — стал ласковее, реже.
Затих совсем. И над сияньем луж,
И над узором млечно-рыжей пены —
От ветки к ветке, от ствола к стволу
Плыл ветерок прохладный и блаженный.
ЛЕТО
Арбуза розовая плоть
В седых крупинках влаги,
И хлеба черного ломоть
Над ручейком в овраге.
Короткое блаженство сна,
Горячий ладан хвои.
А с неба — зной и тишина,
Дыханье огневое.