«От родников твоих ни капли нет во мне…»
От родников Твоих ни капли нет во мне,
Питают кровь мою давно другие страны,
И Ты – лишь быстрый вздох в передрассветном сне,
Лишь тонкий белый шрам переболевшей раны.
Но, может быть, не так? И это Ты зовешь
И под ноги бежишь, как вечная дорога,
И мне перешагнуть ревниво не даешь
Чужого равнодушного порога?..
«Не жена и не любовница…»
Не жена и не любовница,
Не подруга и не мать –
Мне бесплодною смоковницей
Над источником стоять.
И, как лист на лист, похожие
Шелестят на солнце дни, –
Лишь случайные прохожие
Отдохнут в моей тени.
И, вставая, чуть оглянется
На приветную листву
Та неведома странница,
Для которой я живу.
«Где круто бьет и пенится…»
Где круто бьет и пенится
Поток над крутизной,
Мой стих растет поленницей
На вырубке лесной –
Пахучей, неотеcанной,
Увянувшей во мхи;
Крест-накрест в ней набросаны
Смолистые стихи, –
А под корой древесною
До срока залегло
Для очага безвестного
Таимое тепло.
«Свежий луг и теплый ветер…»
Свежий луг и теплый ветер,
И шмели на стебельках.
Что мне делать в утра эти
С книгой пасмурной в руках?
Что бумажные страницы,
Если нынче я могу
Божьей грамоте учиться
На нескошенном лугу?
Тайной азбукой цветенья
Раскрывается трава…
Вот еще, еще мгновенье –
И пойму ее слова!
«Кто в земном хозяйстве лишний?..»
Кто в земном хозяйстве лишний?..
Посмотри, – на гладь реки
От шатра цветущей вишни
Облетают лепестки.
И плывет вода густая,
Унося вишневый цвет,
Не жалеет, заметая
Навсегда прозрачный след…
Но в воде полощет ива
Зеленеющий платок –
И считает терпеливо
Каждый легкий лепесток.
«Передо мною всё богатство дня…»
Передо мною всё богатство дня –
Земля и лес, обрывы, травы, пчелы, –
Они тепло струятся сквозь меня,
Душа от них становится тяжелой.
Когда ж еще, лучиста и тиха,
В нее звезда вечерняя упала –
То ракушкой душа ее всосала,
Обволокла жемчужиной стиха.
«Вселенная умрет со мной?..»
Вселенная умрет со мной?..
Леса, и звезды, и метели,
Все, что сияли и звенели
Во мне одной, –
И душный мрак и Божья слава,
Что замкнуты во мне, как лава
В коре земной…
Но если я – не раб лукавый?
Но если я – не вся умру?
Но если слово жаркой лавой
Прорвет застывшую кору?
О, как я радостно верну
Мой дом – мой мир – мое жилище,
И поднимусь беспечной нищей
В Твою высокую страну!
«Белка носит желуди…»
Белка носит желуди
В теплое дупло.
От деревьев в золоте
И в лесу светло.
Листья веют шепотом
И летят к земле,
И смеются хлопотам
В беличьем дупле.
Их заботы кончены,
Их зовет покой.
Я листок подточенный
Перейму рукой, –
Чтобы тонким шепотом
Научил меня
Отойти без ропота
От земного дня.
«Крепчают синие снега…»
Крепчают синие снега,
Мороз каленым паром дышит.
Дымок чужого очага
Витой колонкой стал на крыше.
А под стрехой сосульки меч
Висит, прозрачный и огромный,
Чтоб дом вечерний уберечь
От нищеты моей бездомной.
«Кто из предков во мне проявляется больше?..»
Кто из предков во мне проявляется больше?
Кто глядит из моих неуверенных глаз?
Мой задор – от моей неуступчивой Польши,
Чувство меры – твое, виноградный Эльзас!
Где-то хитрая дремлет во мне Византия,
Синью греческих волн озаряется стих…
Но всех слаще мне имя Твой, Россия,
Все мои чужеземцы – у ног Твоих!
ПАМЯТЬ
Чуть стихами – магической палочкой –
Трону в памяти спящую быль –
Рыбный ветер над солнечной балочкой
Пронесет беловатую пыль.
И тугим сухоногим кузнечиком
Зазвенит по обрыву трава,
И за детским коричневым плечиком
Будет влажно мерцать синева…
Было, есть – для души одинаково, –
Даже, может быть, сердцу слышней
Хруст и шорох раздавленных раковин
Под ребячьей сандальей моей.
«Бывало, двумя руками…»
Бывало, двумя руками
Уцепишься за края
И сдернешь шершавый камень:
А вдруг – под камнем – змея?
Под камнем сыро и гладко –
Личинки да корешки,
Ругаясь, бегут с оглядкой
Заспавшиеся жуки.
Опустишь камень обратно
(Напрасен отважный труд), –
А в памяти всё же пятна
Извивом змеи ползут.
«Прозрачно море с пристани до дна…»