– Йоккар Вырей. Есть еще одна такая шкура, на ней Йокки Законоговоритель.
– Точно! Та в Хроарскильде, вместе со скамьей Йокки и его скрижалью. А кто такой Йоккар?
– Грамотник, и то ли брат, то ли сын Йокки. В основном Йоккара и помнят только за его оберег, который время от времени говорил слова мудрости на всеми забытом языке. Всеми забытом во времена Крома, больше тысячи лет назад, – Бейнир почти благоговейно взглянул на Горма. – «Рок ли стройно движут струны?»
– Кром! – только и смог ответить молодой ярл.
– Очень глубокая мысль, в свете того, что мы знаем о Йокки и Йоккаре, – с восторгом продолжил Бейнир, полностью распрямившись. – Оба они – почитаемые предки, соратники Крома. В то же время Кром почитается как бог. В чем разница? Был ли Кром богом, еще когда ходил в кругу земном, или стал им только после смерти? И вообще, что из нашего знания о том, кто стал, а кто не стал богом – чистый вымысел? Боюсь, что это может быть непознаваемо. Нагнись-ка…
Конунг повесил оберег обратно Горму на шею. «Оказаться с непознаваемым все-таки лучше, чем с невпихуемым,» – прикинул тот. – «От невпихуемого нет никакого толка ни для впихующих, ни для впихомых, и один износ для впихуемого.»
– С другой стороны, как тут не верить в божественный промысел, когда сам Йоккар не понимал слов, а ты понимаешь, – Бейнир пошел к выходу, слегка прихрамывая и почти не опираясь на секиру. – Тебе и судьба его носить, а не, например, Родульфу, и надо обязательно записывать все, что говорит оберег. Кстати, на каком языке?
– Мне вроде слышалось, что на танском. Конунг, этот рисунок – альвская работа? – Горм указал на серебряный лист пяди две на три на одном из столов у выхода.
На серебре полупрозрачными и слегка светившимися в полутьме за пределами пучка света из светильника красками был нанесен образ юной темноволосой девы в сложном уборе на челе, большеглазой, с длинненьким носиком с горбинкой, маленьким пухлым ротиком, и цветком в унизанных перстнями тонких пальцах правой руки.
– Нет, это этлавагрский новодел по старым образцам.
– А кто это?
– Тира, дочь последнего красного конунга. Кстати, что делала горничная в твоей спальне посреди ночи?
Горм задумался. Бейнир с большим знанием дела перевел разговор с затруднительного для себя на затруднительный для собеседника. Вечером, Горм участвовал в праздновании нового погоняла, принятого Сигуром – «Меткий.» Положение обязывало ярла выпить как с виновником торжества, так и с каждым из участников. Молодое (и поэтому предположительно слабое) вино, сделанное из винограда, собранного этой же осенью и слегка недобродившего, лилось рекой, не вызывая к себе никакого уважения при потреблении вместе с жареными каштанами, пирогами с луком и курятиной, и перцами, тушенными вместе с забавно острыми зелеными стручками с очередным трудно запоминаемым мидхафским названием. Тем не менее, молодой ярл только с большим усилием мог вспомнить, каким именно образом он добрался до спальни. Горничная вроде бы тоже участвовала в части торжества, потом запропастилась. Горм почти наверняка не спрашивал Ульфрун, когда и где та родилась, и не справлялся с рунной доской, так что вряд ли они уже успели предаться каким-нибудь совместным утехам, хотя дело и могло бы к тому пойти. С другой стороны, дева могла просто честно по работе зайти за горшком и некстати увидеть и услышать оберег. Ярл поймал себя еще и на том, что почему-то в его памяти жизнерадостная и смазливая мордочка Ульфрун запечатлелась гораздо расплывчатее, чем образ отвергнутой этлавагрской девы с серебряного листа, на которой должен был жениться Бейнир, чтобы наложить руку на весь Мидхаф. Все эти сложности, впрочем, вмещались во все еще основательно отуманенную молодым вином голову Горма с большим трудом, и он наконец ответил:
– Горшок выносила?
– Ну-ну, – сочись голос конунга еще большим количеством ехидства, оно растеклось бы лужей на мраморном полу.
Глава 34
– Совсем плохо бежит нарта по земле, – обоснованно посетовал Объелся Кеты, упираясь в дугу над копыльями.
Нарта не бежала, а ползла по грязи. В той же грязи утопали торбаса Защитника Выдр и его ученика.
– К вечеру подмерзнет, – утешительно сказал генен.
– Учитель, а как здесь летом?
– Говорят, жарко, снега совсем нет, тучи комаров, зато хорошая охота – олени, ленивцы, даже бизоны попадаются. Где длинные дома стоят, там еще жарче, снега полгода нет.
– Как они, бедные, живут, и что на север не подадутся?