Горм подошел к мертвой голове длиной примерно в пару лошадиных. Сходство животного со слоном ограничивалось размерами, преимущественно серым цветом, и наличием небольшого хобота – кожу покрывали чешуйки, на полдороги передумавшие становиться перьями, а череп, если не обращать внимания на упомянутый вяло сморщенный хобот, мог бы принадлежать морскому змею. Из пасти, разверстой под хоботом, высовывался длинный раздвоенный язык и торчали треугольные зубы. Едва ярл задумался, кто бы мог свернуть такому животному шею, как из-за его спины послышались шаркающие шаги.
То, что оставалось от кожи воина, приближавшегося к трупу твари с хоботом, было поганочно-бледно-зеленого цвета и слегка светилось. Из дыры в его боку сыпались опарыши, а в кое-как зашитом дратвой длинном разрезе от плеча почти до середины грудной кости виднелось наполнявшееся и опадавшее легкое. Голову драугра венчал шлем с облезшей позолотой, в глазницах, как и положено, горели зеленые колдовские огни, но почему-то он отдавал не только могильной затхлостью, но еще и застарелым поносом. Запах и золото на шлеме навели ярла на догадку:
– Гнупа?
– Горм? – прошипел-прочавкал дважды вонючий покойник. – Ты что здесь делаешь?
– Сперва скажи мне, где это здесь?
– На это есть два мнения. Тут я видел двух странных венедов, одного без доспехов, но с ручным огнеметом вроде этлавагрских, только работой потоньше, так другой венед, что с ним был, в черных одеждах и с черной тряпкой на шее, говорил, что это место раньше называлось не то Каттар, не то Дуггурам, и все дивился, что мы тут делаем. Но кто здесь был подольше, мне рассказали, что настоящее имя этой равнины Гладсхейм, обитель радости. До Фимбулвинтера, здесь стоял золотой чертог Одина с пятьюста сорока дверями, Валгалла.
– Радости? Чертог? – Горм растерянно огляделся по сторонам.
– Ну, чертог сгорел, – пояснил Гнупа, вытащил из дырки в щеке рывшуюся там личинку падальной мухи, и отправил ее в рот. – Зато равнина перед ним, где бьются избранники Одина, осталась.
– А где ж избранники-то?
– Да вон, и вот! – Гнупа сперва махнул рукой в сторону тухлой слоновости и ее еще менее свежих ездоков, потом указал на себя. – Я умер с мечом в руках и именем Одина на устах, и в мою честь была сложена виса. Зря ты там, конечно, про отстой, но все равно ничего получилось, так что я зла не держу. Видишь, я после смерти, как древний ратоборец, сражаюсь с другими эйнхериями во славу Одина. И посетители всякие забавные бывают. Те венеды, еще несколько диковинных скальдов за ними приходило, один на редкость ехидный, двое каких-то плосколицых в мехах по воздуху на черно-белом ките плавали да глазели, сейчас ты…
– Не в обиду, но вы больше не на избранников, а на издранников похожи… Валгалла вроде в Асгарде была, а мы не то в Йотунхейме, не то еще где похуже? Как тебе венеды говорили, Каттарг?
– Про Йотунхейм ты, сдается мне, путаешь, просто все изменилось без Валгаллы.
– Может, и твоя правда. Сюрт, верно, не одну Валгаллу сжег, окрестностям тоже жарко пришлось. Стой, где ж эйнхерии теперь исцеляются после битв и пируют с валькириями?
– А вот с тем и с другим нынче туго, – продолжая разговор с Гормом, покойный ярл Слисторпа подощел вплотную к сломанной шее трупной слонистости и покачал головой, отчего у него отвалился кусок уха. – Как бы нам позвонки-то поправить?
Гнупа подобрал отвалившееся, плюнул на кусок какой-то маленькой, колючей, и хвостатой пакостью, и прицепил часть на место. Пакость вцепилась лапками в обе половины уха и пакостно застрекотала.
– А ну-ка, помоги, – драугр попытался приподнять мертвую хоботастую голову с одной стороны.
Горм приналег с другой. Шея дохлости хрустнула, в глазах зажегся огонь, не зеленый, как у Гнупы, а красный, исполненный незвериного ума и недоброй воли.
– Лежи тихо, – сказал Гнупа, вместе с Гормом опуская голову летучей твари. – Горм, найди пару обломков копья в полсажени, привяжем к сломанному месту.
– А чем привяжем?
– Сплел тогда Вали. страшные узы, крепкие узы связал из кишок.[106]Вдохновившись прорицанием вёльвы, драугр запустил руку в распоротый ударом секиры или меча живот мертвому корнаку и вытащил кишки.
– Отдай мои кишки! – не очень разборчиво (впрочем, без большей части губ, удивительно, что хоть как-то) возмутился корнак.
– Как тот ехидный скальд сложил… «Он пригляделся – точно. Кишек нет[107],» – уже из неизвестного Горму источника воспроизвел разлагавшийся ярл. – Посмотрите только на этого выпендрялу… Да на что они тебе? Жевать будешь, изо рта все равно выпадет! Давай лучше копье, а то где мы еще такого раругга найдем?