– Я не за это себя виню.
– А за что же?
– Йормунрек…
«Опять Йормунрек,» – подумал Горм.
Дева нахмурилась, задумавшись, и продолжила:
– У меня было не меньше трех возможностей его убить. Когда меня обыскивали…
Ее лицо отразило брезгливое пренебрежение.
– Они не нашли клинка в волосах. Первая возможность, когда он меня развязал. Вторая, когда я перед ним плясала.
Горм живо представил это, мысленно нарядив Тиру в то, что на ней было, когда они впервые встретились в плавучем чертоге конунга, и мысленно же согласившись, что зрелище запросто полностью отвлекло бы даже самого бдительного воина от мыслей о необходимости быть начеку.
– Но я подумала… Меня прочили ему в жены. Может, лаской добьюсь большего влияния для гегемонии в новой державе… А не получится, отравлю.
«Если кто вообще мог бы быть женой конунгу, то только ты,» – подумал ярл. – «Вдвоем, вы бы на весь круг земной руку наложили. Такая трезвость мысли – это даже страшновато.»
– Сказала… «А теперь делай со мной, что хочешь.»
Горм невольно сглотнул.
– Он улыбнулся. Сбил меня с ног, – движением пальцев, высовывавшихся из лубка, Тира показала подсечку. – И сапогом сломал мне руку.
Ярл в гневе хлопнул себя по колену. Дева, погруженная в мысли, продолжала:
– Тут он наклонился… Прямо к моему лицу… Третья возможность. Я вытащила клинок левой рукой… В мозг через глаз, или в горло? Выбрала первое. Но было так больно… Вместо глаза, попала в лоб. На его крик, пришли старец… Торлейв… и жрец… Фьольнир.
– Что ж тебя не предупредили, – печально сказал Горм. – Есть много таких, кто не понимает слова «нет.» А наш конунг, он не понимает слова «да.»
Глава 75
На втором ярусе ухожа одуряюще пахло лиственничной смолой и лекарственными травами. Вокруг, землю уже покрыл снег, но Ульфберт и Нидбьорг, скинувшие всю одежду, мало замечали прохладу в тесном и полутемном помещении. К тому же, кузнец предусмотрительно приволок с собой пару волчьих шкур и здоровенное шерстяное покрывало с вытканным на нем Рагнарёком.
– Снари рассказывал, как он прорывался через Йормунреков флот, после того, как Горм Йормунрека у Скиллеборга одурачил. А после следующего круга пива, Ньолл принялся свою молодость вспоминать: «Несут меня раз пьяного драться…» – дочь мельничихи хихикнула. – На что ты уставился, точно впервые видишь?
– Смех, он делает замечательные вещи с твоими персями, краса моя… И они на меня точно смотрят… Глаз не отвести…
– Глаз или рук?
Разговор за ненадобностью прекратился.
– А не перебраться ли тебе в Хейдабир? – предложил очень довольный кузнец, на боку пристроившись рядом с девой на шкуре.
– К солнцевороту не выйдет, а под равноденствие… – томно прикинула Нидбьорг. – Надо только родителей наших познакомить…
Ульфберт неожиданно замолк.
– Что молчишь-то?
– Да сирота я. Мать в море утонула, отец тоже умер.
– Ой, бедняжка! Я приемного батюшку в набеге потеряла, – Нидбьорг сочувственно провела рукой по коротко стриженным светлым волосам кузнеца. – Стой, так ты ж не знаешь, кто мой настоящий отец!
Ульфберт наморщил нос:
– На вороном жеребце ездит, на нарвалов охотится, и при нем всегда рыженький песик?
– Как ты догадался? – глаза девы расширились.
– Золотом-серебром тебя с ног до головы одаривает? Доченькой зовет? – кузнец повеселел обратно.
Засушенной веточкой зверобоя, он провел по плечу Нидбьорг, освещенному лучиком Сунны, пробивавшимся сквозь щель меж двух горбылей, и стал думать, по чему еще бы провести, приговаривая:
– Эх, если б можно было тебя, вот как ты сейчас есть, в бронзе отлить, века бы народ любовался. Полым литьем, по воску. Серебра и ложной сурьмы добавить, чтоб сплав был светлый, как твоя кожа, и блеск держал. Только боюсь, искусства моего не хватит. Да и неповадно какому попало народу на красу такую глазеть.
– Ты с со своей бронзой, что тот лесоруб – в лесу все разговоры о девах, а с девами – о лесе!
Оба рассмеялись. Нидбьорг продолжила:
– Хоть какая-то родня у тебя осталась, чтоб было кого в свидетели позвать, когда будешь Хёрдакнуту подарки дарить?
– Брат, – кузнец вновь приуныл.
– Так что ж в том плохого?
– Последний раз встречались, убить меня хотел.
– Помиритесь, хотел-перехотел! Дело братское.
– Навряд ли. Двух других моих братьев уже убил.
– Что ж это за злодей-то такой? – упоминание о двойном убийстве вывело деву из состояния послесоитийной благости.