Неррет, стоявший на каменных ступенях, сжимая в руках здоровенную костяную дудку и настороженно оглядывая покой, сделал шаг в сторону. По лестнице спустилась тень в черном плаще с клобуком и встала слева от Саппивока.
– Йормунреконунг, ты велел сделать Тиранассе узоры по нашему обычаю. Мы изучили язык и искусство ее племени и посоветовались с его мудрецами. Кнуркузнец помог с оборудованием, – шаман раскрыл кожаную суму, в которой блеснули золотом, серебром, и стеклом зверского вида острые приспособления. – Три луны мы искали совета у духов перед нанесением каждого узо…
– Показывай уже, – прервал конунг.
– Да будет твоя воля, конунг, – ледяным колокольчиком прозвенел голос Тиры.
Она сбросила черный плащ, оставшись в золотых сандалиях и старинной венедской работы серебряном кольце с янтарем на указательном пальце правой руки. Дружинники, ярлы, и конунг ахнули.
– Чисто богиня, – сказал кто-то. – Может, раз Один вернулся, и Фрейя тоже?
– Нет, у Фрейи и волосы золотые, – поправил его сосед. – Черные колечками – у Нотт.
– Шаман, ты заказы берешь? – спросил еще один дружинник со стола ближе всего к выходу. – Моей такое сделать!
– На твою все девять лун понадобится – она ж в три раза шире! – съязвил сидевший напротив.
Анасса привстала на цыпочки и повернулась. Совершенство каждого изгиба и каждой округлости ее стройного тела подчеркивали тонкие, как паутина, сплетения из драгоценного металла, мерцавшие в свете факелов. Местами узоры складывались в таинственное письмо Вёрдрагнефы.
– Защищает от колдовства, – пояснил Саппивок. – Особенно против колдовства во имя того злого духа, кого вы зовете Одином.
Фьольнир поднялся со своего места, ворон на плече. От движения, его клобук соскользнул, обнажив покрытую синим рисунком рун бритую голову. Веки дроттара были, как всегда, сомкнуты.
– Пнунг!
Взмах широкого рукава, и рука жреца безошибочно простерлась к Тире. От раскрытой кисти, к ней устремилось, клубясь и расплываясь, едва заметное темное облачко. Уши стоявших и сидевших пронзил странный звук, одновременно высокий и низкий, от которого закачалось пламя факелов. Анасса диковинно сложила пальцы, переплетя указательные, средние, и безымянные, и направив большие и мизинцы в сторону Йормунрекова стола. В янтаре серебряного кольца блеснул огонь.
– Миндалем пахнет? – спросил Хлифхунд.
– Каким миндалем? – Аген безуспешно попытался унюхать миндаль.
Навстречу первому облачку, переливаясь, поплыло другое, словно собранное из крошечных осенних листьев, несомых невидимым ветром. Они встретились в воздухе, на полпути между Тирой и Фьольниром. Раздалось еле слышное шипение, на пол пролились темные капли. Собаки оскалили зубы и зарычали. Дроттар начал вновь поднимать руку, но из-за спины справа Торлейв плеснул ему в голову вином из своего серебряного кубка. Ворон возмущенно каркнул и, обгадившись на пол, слетел с плеча хозяина и взмыл на потолочную балку. Сам жрец от неожиданности поперхнулся, заморгал вполне обычными серыми глазами, в которые попало кислое вино, и выбежал из покоя с растекающейся по коже синей краской. Дружинники расступились, давая ему дорогу. Птица с подмоченным хвостом неуклюже вылетела за хозяином, чуть не столкнувшись с Родульфом. Неррет смущенно огляделся по сторонам и опустил дудку.
– Чем ты дунул? – прошептал Кнур ученику шамана.
– Железным порошком, – негромко ответил за того Горо. – После того, как Горму явилась Дакриодора и сказала «Киано,» это было очевидно.