– По мифу, да. И у Алазона, и у Кудиопартено.
– Алазон, так зовут и красного конунга в Трех Воинствах?
– Конечно! А черный гегемон и его колдунья – Бделугмо и Рагия. Бделугмо был слугой Малеро и врагом Алазона.
– А почему тогда красная колдунья – не Кудиопартено, а Агенокора?
– Агенокора Фейностефано действительно помогала воинам Алазона, а Кудиопартено и колдовать не умела.
– То есть все, что она сделала, это вышла за Алазона замуж?
– Ну да, примерно как я за тебя, – Тира серебристо засмеялась.
– Как же, пол-Свитьи уверено, что ты на Йормунрека послала проклятие золотой богини Килея.
– А другая половина?
– Другая половина уверена, что ты и есть та богиня. Только гадают, Нотт или Скади. У Родульфа ты в складе про свартильборгскую битву заклинания так и мечешь…
Былого колдовства Заветные слова Сказала, руку простирая В перчатке из серебра. Пред ней раздалась тьма, Свет просиял с холма, Фоморских призраков карая И вспять направив ветра́.– Всего-то колдовства – одну латную перчатку снять, одну оставить, да сказать пару слов, что Гармангахис научила. Это мне напомнило другой миф, – анасса тряхнула кудрями. – Когда Алазон слушал песню, сложенную о его поединке с глашатаем Малеро лет тридцать после битвы, он зарыдал. Рапсод возликовал, думая, что тронул сердце гегемона. Гегемон объяснил, что плачет не от этого, а потому что не может узнать в песне ни битву, ни себя самого. И мне плакать надо бы.
Горм развел руками:
– Все, деваться некуда, теперь в веках ты будешь прославлена как волшебница и ровня самой Агенокоре. Погоди, так если она Алазону колдовала, что ж он на ней-то не женился?
– Колдунья уже была замужем. Потом, Кудиопартено его любила, а не Агенокора. Так любила, что после смерти гегемона, ее душа не отправилась в чертоги запада, а осталась вечно скитаться по кругу земному.
– Странно, – конунг задумался, через борт челна глядя на медленно плывущие вдали дюны, поросшие соснами, и море за ними.
– Что странно?
– У нас то же самое рассказывают про Бейру, спутницу Крома. По преданию, она так и скитается по лесам и дорогам, черная пелена поверх черного платья. Кому повстречается, может что умное сказать. Или по крайней мере, умно-звучащее…
Умелый не числом берет, Отринь же заблуждения. Когда нужды пора придет, Найдешь меня вблизи.– Это откуда?
– Кенвал скальд, лет сто сорок тому назад. Смотри, смотри!
Завернувшись в один плащ на двоих, Горм и Тира проводили взглядом обращенные к четырем ветрам четыре золотых лика Сварожича. Чуть в отдалении, у подножия Преславовой горы теснились здания Зверина.
– Полетели лучше в Руян, – предложила анасса. – Свинко не лучший собеседник.
– Полетели, только холодно что-то стало, надо принять меры, чтоб согреться, – подозрительно охотно согласился конунг.
Тира потянулась было к вспомогательной горелке, струю горячего воздуха от которой можно было направить вниз, потом отдернула руку, обратила на своего спутника бесхитростно-изумрудный взгляд, и провела пальцами по его груди:
– Надо согреться, но топливо надо беречь, правильно?
– Знаешь, лада, если б я уже не был в тебя влюблен, от такого взгляда точно влюбился бы. А так только могу влюбиться еще больше.
– А когда ты понял, что в меня влюбился? В Скиллитионе?
– Нет, в Кефалодионе, – выпалил Горм и тут же осекся.
– Погоди, так мы никогда…
– Только обещай не смеяться. По изображению на серебряном зеркале в сокровищнице у Бейнира.
– Работа Йигино художника? Никому не рассказывай, особенно Родульфу или, того хуже, Сотко из Альдейгьи, иначе, не приведи Четырнадцать, опять что-нибудь сложат.
– Главное, – принялся говорить конунг, под тканью и мехом склонившись над простертым перед ним, узенькая спинка на скрытой под багрецом скамье, станом Тиры, но решил, что его языку найдется более достойное применение.
– Ты вспомнил про что-то главное, – напомнила спустя довольно продолжительный промежуток анасса.
Ее оливково-золотая кожа и глаза блестели. Горм ткнулся лицом в край корзна, чтобы промокнуть испарину, и сказал:
– Главное главное все равно словами не выразить. А про что я начал… Главное, чтоб склад не вышел, как у Йоккара про его любовь.
– Ты мне никогда этот склад не рассказывал! – Тира нырнула в синюю тунику из тончайшего льна с еле заметной растительной вышивкой нитями из красного и желтого золота и села на скамье, опустив на настил челна узкие ступни в уютных наволокских шерстяных копытцах, желтовато-белых с синими же полосками.