Следуя его голосу, бодричи принялись одновременно опускать гребки в воду, стараясь не плескать. Почти бесшумно, челн скользил к Слисторпу. Еще пятнадцать челнов следовало за головным. На дальней стороне городища поднимались столбы дыма и раздавались звуки боя. На северной стене, обращенной к фьорду, не было видно ни одного стражника.
– Лютичи нас не кинули? – озаботился Миклот. – С них, елдыг лихоманных, станется!
– Да нет, вон гребут, просто у них все через пень выходит, – ответил Челодрыг, повернув голову.
Из камышей на северном берегу фьорда показалась еще пара дюжин челнов.
– Они черезпеняне, потому что живут через Пену-реку от хижан, – попытался вступиться за лютичей Мстивой.
– В той реке они пень и утопили! – настоял Челодрыг. – А перед ней живут не хижане, а допняне, которым все до пня![71]
– Суши весла! – Годлав положил гребок на борт.
Остальные трое последовали его примеру. Челн начал терять ход, приближаясь к пологой земляной насыпи с частоколом на берегу.
– Левое греби, правое табань! И суши весла!
Челн встал вдоль насыпи. Годлав опустил в воду якорный камень. Бодричи разобрали два мотка веревок, веревочную же лестницу, мечи, и луки, медленно, чтобы не шуметь, выбрались из челна, и пошли к двухсаженной стене. Мстивой закинул веревку с петлей на один из кольев. Рядом, несколько венедов с других челнов делали то же самое. Шестеро лютичей барахтались во фьорде саженях в тридцати от берега – им каким-то образом удалось утопить свой челн. «Святовит со Свентаной спаси,» – пробормотал Годлав, глядя на недотеп. На их удачу, все шестеро умели плавать лучше, чем управляться с челном. Челодрыг перекинул через плечо петлю на второй веревке и полез по первой на частокол. Добравшись доверху, он снял петлю и принялся втаскивать наверх веревочную лестницу.
Когда с полдюжины лестниц оказалось перекинуто через стену, все венедские воины двинулись вверх – бодричи в кожаных сапогах и штанах, шлемах, кольчужных рубахах и рукавицах, и лютичи – те по большей части в толстинных портах, поршнях, стеганках, набитых пенькой, и в меховых шапках с нашитыми металлическими пластинами. Зрелище, открывшееся им с боевой площадки северного частокола, могло одновременно обнадежить и привести в бешенство. С одной стороны, все защитники Слисторпа явно стянулись к югу – оттуда, из-за каменного замка, шел дым, и продолжали доноситься звуки боя. Раздолбаи Гнупы не оставили часовых даже в башнях, смотревших на север. С другой стороны, пространство между частоколом и песчаниковой стеной замка было занято поселением рабов, от вида и запаха которого даже Годлава, всякого повидавшего и много чего натворившего в походах, взяла оторопь.
С северо-востока дул ветерок, несмотря на который, над подворьем стояла удушающая вонь. В середине невольничьего подворья стоял дуб, на котором висело с десяток покойников в разных степенях разложения. Хуже того, на том же дубу болталось несколько повешенных на веревках за руки и за ноги, и к своему несчастью все еще живых. Тем не менее, и этим повешенным могли позавидовать с полдюжины окончательных бездолей, висевших на железных крюках, вбитых в ствол и сучья. Под деревом стоял деревянный истукан с перемазанной засохшими и почерневшими потеками блестящей личиной, перед которым стоял на треножнике котел, над которым жужжали мухи. Бездарно обтесанное, но весьма большое, бревно, похоже, изображало бога – какого, не столько из-за расстояния, сколько в силу полной убогости резчика, сказать было трудно.
С десятка полтора хижин, стоявших на невольничьем подворье, было почему-то не прямоугольными, а в виде вытянутых восьмиугольников. В паре загонов толклись вялые куры и драные козы. Из хижин выползло и с полста порабощеных двуногих существ. Годлав почувствовал, что на него кто-то смотрит. Под стеной стоял нагой грязный раб. Его кожа была покрыта разноцветными рубцами и кровоподтеками, на лбу – выжжено клеймо, ноги – закованы в кандалы. Тем не менее, во взгляде бедолаги читалось нерабское любопытство. Годлав приложил палец к губам. Раб беззубо улыбнулся и кивнул.
Венеды спускались по лестницам в башне посередине северной стены и на северо-западном углу городища. Небольшие ворота в не ахти как сложенной из песчаника стене, ведшей в замок, начали открываться. Мстивой поднял лук и почти сразу же его опустил. Из ворот вышло несколько женщин с корзинами, на вид почище, но одетых ненамного лучше, чем раб у стены. Движение их ног ограничивали путы из кожаных ремней. Одна из рабынь вскрикнула и уронила плетенку, увидев первых бодричей, приближавихся к воротам.