— Браво! Браво! — закричал он и полез на сцену. — Юрий Митрофанович, Полина! Блеск! Я от вашего голоса просто сомлел! Вы не актриса, да? Но это просто здорово! Можно я вас расцелую? Юрий Митрофанович, нет слов, что значит мастер! Ай, какой мастер!
— Ну, Броня, поздравляю, это было боевое крещение! — поцеловал мне руку Гордиенко.
— Господа, пора сматываться, куда вас отвезти? В отель?
— Нет, в хороший ресторан недалеко от отеля, — распорядился Гордиенко.
Уже в машине Оскар спросил:
— Извините, конечно, но я не понял, вас как зовут? Полина?
— Нет, вообще-то Бронислава, Полина — псевдоним.
— А!
Гордиенко сидел рядом с Оскаром, а я сзади. Они о чем-то говорили, а я сидела как пыльным мешком прихлопнутая. Я сыграла спектакль! И мне аплодировали! И какая, в конце концов, разница, сколько в зале зрителей? Если сыграла перед одним, сыграю и перед многими, тем более что у меня такой партнер! Он просто не даст мне провалиться! Главное — открыть рот и запеть на сцене — я уже сделала!
Оскар привез нас к ресторану в двух шагах от отеля. Ресторан был рыбный, небольшой, но, кажется, достаточно изысканный. Во всяком случае, там было тихо, прохладно и немыслимой красоты официант поставил перед нами по маленькому стаканчику густой белой жидкости.
— Что это? — спросила я по-английски.
— Это от шеф-повара, горячий сок батата.
— Как интересно! — воскликнул Гордиенко и отпил. — Вкусно, Бронечка.
Это действительно оказалось очень вкусно. И необычно. Впрочем, сейчас в моей жизни все было необычно.
— Броня, ну что ж, вы просто молодчина. Заметили, что я играл по-другому, и откликнулись, пошли за партнером И у вас замечательно получились эти прыжки и пробежки! Просто здорово. Смешно жутко! Зафиксируйте обязательно.
— Юрий Митрофанович…
— Бронечка, не забывайте, что это все игра, и только, — мягко заметил он.
Я думала, что не усну ни на минутку, а задрыхла самым бессовестным образом, как будто мне не предстояло завтра впервые в жизни выйти перед залом…
Проснулась совсем рано. Море за окном было еще бесцветным. Я решила искупаться до завтрака, одна. Внизу никого не было, даже портье. Как здорово, что мы живем так близко от моря. На пляже было пустынно, только вдалеке занимался гимнастикой какой-то дядька, вокруг которого носилась собака. Лежаки еще громоздились высокими штабелями, песок был холодный. Я повесила сумку на заборчик, огораживающий вполне допотопную вышку спасателей, где пока никого не было. Хоть я не слишком хорошо плаваю, но воды не боюсь, наоборот, она доставляет мне невероятное удовольствие. Вода оказалась теплая, несмотря на ранний час, и я засмеялась от радости. Если бы еще совсем недавно мне кто-то сказал, что я приеду на гастроли в Израиль, я бы только покрутила пальцем у виска, а теперь это реальность, и вечером я выйду на сцену… После вчерашнего это не казалось мне уже таким неизбывным ужасом, я поняла, что не пропаду с Гордиенко. А он-то каков! Я вчера с первой минуты на сцене в него влюбилась, и потом, в ресторане… А он сказал, что это только игра… Я прислушалась к себе: влюблена ли я в него? Ничуточки, как оказалось. Я просто сыграла с ним вместе эту влюбленность, потому что он хорошо знает, что делает. А вот Венька, наверное, так не смог бы. Но он и моложе Гордиенко насколько… Мне стало так легко при мысли, что я не влюблена в женатого и сильно немолодого Гордиенко, и я сразу вспомнила загорелые, стройные ноги Златопольского.
— Буська! — раздалось с берега. — Вода теплая?
— Очень!
Венька подплыл ко мне, отфыркался и, хлопнув ладонью по воде, обрызгал меня.
— Фу, дурак!
— Ну привет, кузина, как вчера сходили в ресторанчик?
— Клево!
— Что наш Митрофаныч?
— Улет!
— Ухаживает?
— Нет.
— Ладно врать-то! Он ни одной юбки не пропускает!
— Так я же в брюках!
— Ладно, поскольку ты все-таки мне родственница и выручила меня, я не стану говорить, что ты дура.
— Да и сказал бы, я бы не обиделась, потому что только полная, законченная идиотка могла согласиться на такую авантюру!
— Знаешь, у тебя в глазах нет паники… Странно, раньше она была, еще какая… Признайся, Буська, ты переспала с Митрофанычем?
— Какая пошлая идея!
— И все-таки?
— Полькой клянусь!
— Странно, я же вижу, он явно положил на тебя глаз.
На это я отвечать не стала. Не буду же я рассказывать, что Гордиенко вчера слегка дал мне по носу, объяснив, что это всего лишь игра. А я не обиделась, а только обрадовалась, но, кажется, не подала виду.
Венька дважды доплыл до волнореза и обратно.
— Буська, давай научу тебя нормально плавать. Ты не правильно дышишь. Научишься правильно дышать, сразу сможешь дальше плавать.
— Научи!
— Обязательно, только не сейчас. Умираю с голоду.
Когда мы уже уходили с пляжа, навстречу нам попался Дружинин, небритый, мрачный, весь какой-то не выспавшийся. Он молча поднял руку в знак приветствия и поспешил к воде.
— Какой противный!
— Да нет, он хороший парень, просто встал рано. Это мы с тобой жаворонки, а он сова.
— По-моему, актер по определению не может быть жаворонком. Вы же никогда рано не ложитесь.
— Нет, но я встаю все равно рано. Мне достаточно пяти часов сна.
И вот это свершилось! Мы сыграли свой спектакль, и успех был явным и несомненным. Правда, за час до начала Гордиенко, пошептавшись с Венькой и Оскаром, объявил, что мы играем нашу пьеску первыми. Потом он объяснил, что боялся, как бы я не перегорела. И, по-видимому, был прав. В дальнейшем мы будем играть последними, как предполагалось с самого начала. Рассказать, что я почувствовала, пока играла и когда выходила на аплодисменты, не могу. Просто не помню, это как будто происходило не со мной.
— Буська, я уже позвонил Польке, — шепнул мне Венька. — Ты просто молодчина, я не ошибся в тебе, сестренка!
Меня трясло, и он влил мне в рот немножко коньяку из фляжки Гордиенко. Потом мы с Юрием Митрофановичем тихонько вышли в зал посмотреть спектакль. Ах, как была хороша Барышева в чеховской «Драме»! Она ничем не напоминала Раневскую, была куда более простонародной и от неожиданности этого хода немыслимо смешной. Я заливалась хохотом, впрочем, может, это было на нервной почве. Златопольский читал рассказы Жванецкого на удивление изящно, не подражая автору, в какой-то совсем иной манере. Здорово. Последними на сцену вышли Дружинины. Сначала появилась Лариса, и публика ахнула — до того она была хороша. Потом появился Андрей. Куда девался мрачный, небритый тип? Он излучал обаяние и играл настолько естественно, забавно и заразительно — они исполняли смешной водевиль девятнадцатого века, приспособленный к нашему времени, — что постепенно все стали следить только за ним и стало видно, что он невозможно красив, а ее красота на сцене поблекла.
— Обратила внимание, никакой халтуры! — с гордостью прошептал Венька.
После спектакля был устроен легкий фуршет, все перекусили, слегка выпили и погрузились в микроавтобус, чтобы ехать в отель. На следующий день мы должны были играть в Аш-доде. Утром я опять пошла купаться и столкнулась внизу с Ларисой. Она была в коротеньких красных шортах и красной маечке. На ногах кроссовки.
— Привет, ты куда? — осведомилась она.
— Купаться, а ты?
— На пробежку! Ну пока!
И она унеслась в сторону набережной.
Потом из воды я видела, как она бежит — красиво и мощно. На обратном пути она меня догнала:
— Как вода?
— Теплая. А ты не купаешься?
— Потом! Я загорать люблю. А ты здорово поешь, я даже не ожидала. Только ты не профи, да?
— Нет, конечно!
— Сразу видно, но все равно здорово!
— Спасибо, мне приятно…
— А давай потом по магазинчикам прошвырнемся? Шмотки тут не ахти, но цацки можно купить недорого. Ты как насчет цацек?
— Нормально. С удовольствием пойду!
— Вот клево, после завтрака и пойдем, часика полтора пошастаем, а потом на пляж. Идет?
— Идет! — с радостью согласилась я. Обещанного Венькой арбуза не было.
Только очищенные и нарезанные красные грейпфруты. Но зато какая тут имелась селедка! Жирненькая, несоленая и розовая. Я была голодна как зверь и сделала себе два больших бутерброда — ноздрястый серый хлеб, масло, селедка, а сверху крутое яйцо. Не бутерброд — мечта. А еще я взяла два куска очень аппетитного кекса и грейпфрут. И тут появился Венька:
— Привет, и ты собираешься все это сожрать, Буська?
— Сожру, будь уверен.
— Разжиреешь!
— Не твоя забота!
— Как это — не моя? Ты в моей труппе! — И он схватил один из бутербродов.
— Отдай!
— Обкусанный?
— Подавись, я еще сделаю! Ты мне обещал арбуз, а где он? Нету.
— Значит, ты селедку с яйцом жрешь вместо арбуза?
— Вот именно!
— Черт с тобой, жри что хочешь. Ты такая молодчина, что лишние килограммы я тебе прощаю заранее. Слушай, а сделай еще таких бутербродов, мне бы в голову такая прелесть не пришла. Купаться пойдешь?
— Уже купалась, а потом мы с Ларисой договорились прошвырнуться по магазинчикам.
— С Ларисой? Ты же говорила, что рядом вы будете как Пат и Паташон.
— Ничего. Как-нибудь. Она нормальная.
— Первый раз такое слышу. Скажи, Андрюха тебе вчера понравился?
— О да!
— А вообще как ты себя ощущаешь в новом качестве, а?
— Хорошо, но это не моя заслуга, а Гордиенко. Он все делает.
— Ну поешь, положим, ты сама… И я, кстати, слышал очень одобрительные отзывы.
— Обо мне?
— О тебе, дурища.
В этот момент появился Златопольский. Обворожительно улыбнулся:
— Привет, можно к вам подсесть?
— Садись, — разрешил Венька.
— А что это вы тут едите?
Вскоре и он уже с восторгом уплетал бутерброды с селедкой и яйцом. Ах, как он мне нравился! У него были кроме всего прочего такие изящные манеры! И обволакивающий голос…
— Броня, у вас дивный голос… Почему вы не стали певицей?
Я не успела ответить, как к нам присоединился Юрий Митрофанович и, разумеется, тоже польстился на бутерброды с селедкой. И все трое моих соседей по столу говорили, как хорошо я пела.
После завтрака мы вчетвером вышли на крохотную терраску покурить.
И столкнулись с Дружиниными.
— Ты уже поела? — спросила Лариса, а Андрей хмуро кивнул. — Тогда подожди меня, ладно? Я быстро.