Автора не назовешь, конечно, апологетом колониальных порядков. Подчеркивая некоторые позитивные, на его взгляд, стороны влияния контактов с европейцами, он вместе с тем в ряде случаев достаточно остро критикует колониальную администрацию за ее безразличие к нуждам местных жителей. Местами довольно четко показаны и барьер, который создан колониальными властями между аборигенами и европейцами, и привилегированное положение, в котором находится европейское население.
Как известно, австралийское правительство, издавна проводя в своей стране политику «белой» Австралии, политику расовой дискриминации по отношению к аборигенному населению континента, переносит эту порочную расистскую практику в свои колонии и другие управляемые территории. Многие «белые» австралийцы приезжают в колонии уже зараженные ядом расизма, с внушенным еще со школьной скамьи «сознанием» интеллектуального превосходства над темнокожими людьми. Не удивительно, что некоторый налет расистской идеологии был на первых порах и в сознании автора книги.
Он не скрывает, что моментами местные жители, некультурные, немытые, с совершенно чуждыми для европейца нормами поведения, вызывали у него чувство, близкое к отвращению. Порой казалось, что он начинает ненавидеть всех этих людей, которых никак не мог понять. Однако, к его чести, автор уже через сравнительно короткий промежуток времени сумел освободиться от несправедливого, предвзятого отношения к аборигенам, понять их, признать в них таких же, как он сам, людей, способных мыслить и созидать. И вот К. Рид уже с чувством глубокой симпатии говорит о папуасах. Он открыл на Новой Гвинее мир со многими ценностями, какие не были знакомы ему на родине. Аборигены невольно оказались учителями «белого» австралийца, они заставили его многое передумать и переоценить.
И все же автор при всей симпатии к местным жителям не смог наметить правильной перспективы для населения этого края. Он остался при своем старом мнении, что колониальный режим при всей его жестокости — все же наименьшее зло для отсталых народов, так как он якобы приобщает аборигенов к европейской цивилизации, вырывает их из состояния косности и невежества.
Насколько ошибочна, несостоятельна подобная точка зрения, наглядно показывают успехи азиатских и африканских стран, недавно добившихся независимости. Эти достижения свидетельствуют о том, что местные жители бывших колоний могут прекрасно постигать вершины цивилизации и без колониальных надсмотрщиков, причем научный и культурный прогресс в условиях независимости идет несравненно быстрее.
События последних десятилетий показывают, что так называемые отсталые народы вовсе не нуждаются в колониальном руководстве и, более того, отвергают его. Кстати, об этом же говорит и пример самой восточной Новой Гвинеи. Австралийские власти в течение длительного времени фактически отвергали все резолюции ООН о скорейшем продвижении Новой Гвинеи по пути к самоуправлению и независимости и усиленно подчеркивали, что для этого в стране якобы нет еще достаточных условий и что сами аборигены, дескать, вполне удовлетворены своим нынешним положением. Насколько все такие уверения далеки от истины, показали недавние выборы в орган местного самоуправления, проведенные в Папуа — Новой Гвинее. Они наглядно продемонстрировали стремление аборигенного населения к независимости. И можно не сомневаться в том, что народ восточной Новой Гвинеи, испытавший столько горя за годы колониального рабства, освободится в ближайшем будущем от цепей колониализма и пойдет по пути независимого развития.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Эта книга является итогом почти двухлетней полевой работы среди племен гахуку на австралийской подопечной территории Новая Гвинея. Я явился к гахуку как специалист по социальной антропологии[4], однако содержание моего труда не укладывается в рамки этой научной дисциплины. Книга эта — откровенно субъективное произведение, а не научный трактат. Любой антрополог, оказавшийся в сходном положении, то есть проведший длительное время в экзотической культурной среде, несомненно смог бы написать нечто подобное. Однако попыток такого рода, к сожалению, мало. Опыт антрополога, занимающегося полевой работой, — единственный в своем роде: ни миссионер, ни чиновник, ни торговец, ни открыватель новых земель не знают так хорошо, как он, что значит жить в чуждой для него культурной среде. Только антропологу ничего не нужно от людей, среди которых он живет, — ничего, кроме информации и понимания их образа жизни. Последнее приходит в результате определенной подготовки и предполагает тесный контакт с людьми, что является одновременно целью и исключительным достоянием антрополога.
Почему же тогда столько трудов по антропологии бескровны, очищены от всего, что делает людей живыми? Вот они, насаженные на булавки, как бабочки в стеклянном ящике, — с той разницей, однако, что мы часто не можем сказать, какого цвета эти особи; нам никогда не показывают их в движении, мы не видим их взлета или гибели, перед нами одни обобщения. Причина этого в том, что антропология ставит своей целью заниматься частным лишь ради понимания общего.
Так построены все системы знания. Но это лишь одна сторона процесса познания; другая сторона — субъективные ощущения человека. Конкретный человек (принадлежащий к конкретной среде, с тем или иным конкретным темпераментом, сформировавшийся под влиянием конкретных обстоятельств) вступает во взаимодействие с другим человеком, сложившимся в других условиях. На первый взгляд кажется, что общее между ними лишь то, что оба ходят на двух ногах. О том, что означает для них такая встреча, говорится редко и забывается ради далеко идущих целей. Однако антропологу, ведущему полевую работу, приходится сталкиваться с этим повседневно. Это основное в его опыте, но не все понимают эту истину. О своем опыте такого рода я и попытался рассказать здесь, а заодно изложить мотивы, которые привели меня в антропологию.
ВВЕДЕНИЕ
В 1944 году я жил на Новой Гвинее, в деревне Тофмора, что находится в долине у верховьев реки Маркхем[5]. Я служил в австралийской армии, но работал там по своей гражданской специальности — в области социальной антропологии. Во время войны подобные сочетания вовсе не были редкостью, но на Новую Гвинею я попал случайно. В конце второго года пребывания в армии я, как и многие мои друзья, которых при приближении угрозы японского вторжения переправили на север Австралии, увидел, что война отодвигается все дальше, а о нас как будто забыли. В это время мне попалось в газете сообщение, где один из моих прежних учителей упоминался в связи с исследованиями на островах Малайского архипелага, имеющими военное значение. Я написал ему и спросил, не найдется ли у него работы и для меня. Вскоре после этого меня отозвали в Мельбурн, а через месяц я уже был на Новой Гвинее, в Лаэ. Там я жил до тех пор, пока не пришло время отправиться вверх по течению Маркхема.
В Тофморе я провел около десяти месяцев. Хотя номинально я числился в администрации Австралийской Новой Гвинеи[6], за весь этот период я не видел и десяти европейцев. Моя работа состояла в том, что я собирал информацию о реакции местных жителей на войну и японскую оккупацию. Эта задача предполагала всестороннее и глубокое исследование большинства аспектов жизни людей, о которых идет речь.
У антропологов редко бывает такое плохое снаряжение для полевых исследований, какое было у меня. Все необходимое для поддержания жизни и для работы я имел в минимальном количестве. Я располагал небольшой стопкой писчей бумаги, одним комплектом военной формы, двумя ящиками тушенки, кульком муки, сухими бисквитами и ящиком табака для обмена. Я взял с собой наличными десять австралийских фунтов, а жалованье капрала (по моему званию) мог получить только по возвращении на побережье. Когда продукты и деньги кончились, я три месяца прожил на добровольные даяния местных жителей. Тем не менее это был один из счастливейших периодов моей жизни.
4
Социальной антропологией в Великобритании, США и прочих англоязычных странах обозначают науку, которую в Советском Союзе и многих других странах называют этнографией. Науку же, именуемую у нас антропологией, в Великобритании и США обычно называют физической антропологией. —
6
Речь идет об объединенной администрации территории Новая Гвинея и «внешней территории» (попросту колонии) Австралии — Папуа, созданной в годы войны (точнее в 1942–1943 гг.) австралийскими властями. Административный союз этих территорий был сохранен и после окончания войны, несмотря на протесты о недопустимости объединения подопечной территории ООН с колонией.