— В чем дело, водитель? Куда следуете? — грозно спросил Волошенко.
— Это я, Тарас! — раздался певучий женский голос, ничуть не смущенный негостеприимным окликом дежурного.
И вслед за этим из кабины грузовика на мокрую землю выпрыгнула, шурша одеждой, женщина.
Горный северный ветер, секущий холодным дождем, сорвал с белокурой головы женщины капюшон, отвернул длинные полы ее черного прорезиненного плаща, открыв ноги в высоких болотных сапогах и мужской ватник, перехваченный в талии солдатским ремнем.
Это была Алена, жена старшины Смолярчука. Волошенко сразу узнал ее по голосу, по тому, как она легко перескочила через большую лужу. Но он, однако, не спешил признаться, что признал ее. Вид его был все такой же настороженно-суровый, а голос грозный:
— Кто вы такая,? В чем дело?
— Это я, Тарас. Неужели не угадал? Добрый вечер!
И только после этого Волошенко смилостивился и решил узнать Алену.
— А, вот кто это! — Он опустил фонарь острием луча в землю, обрадованный тем, что посреди глухой, невеселой ночи наконец-то нашелся добрый повод пошутить, отвести душу. — Каюсь, не узнал сразу. Смотрю и думаю, что это за видение явилось перед моими очами? Вроде бы Аленушка. Но если это она, думаю, наша скромница, то почему стала такой царственной? «Это я!»… Хм! Так это ты сказала, Аленушка?
Алена засмеялась. Она отлично знала характер Волошенко: ни друга, ни недруга не пожалеет, посмеется над ним, была бы только маленькая к тому зацепка. Случись ему пожар тушить, и там, в огне, наверно, действовал бы с веселым словом, с шуткой, с прибауткой. Алена помахала рукой перед лицом Волошенко…
— Прекрати свои басни, Тарас! Не до них мне сейчас. Смолярчук на заставе?
— Прошу вас, гражданка, выбирать выражения. «Тарас»! Какой я вам Тарас, если я при исполнении служебных обязанностей! — Он резко сдвинул каблуки, приложил руку к козырьку фуражки: — Разрешите представиться во всем своем величии: дежурный по заставе рядовой Волошенко!
— Болтун ты, а не дежурный!
— Правильно, — неожиданно, широко ухмыляясь, согласился Волошенко. — Приветствую суровую товарищескую критику. — И уже другим, серьезным, деловым, тоном добавил: — Так, значит, мужем интересуешься? Смолярчук, на твое счастье, еще здесь, на заставе. Позвать?
— Позови. Скорее!
— Случилось что-нибудь?
— Ну да. Разве ты не знаешь? — Алена повернулась лицом в ту сторону, где резко снижались Карпаты и где небо раскалывали длинные, извилистые, как горные реки, молнии. — Наводнение. Тисса вышла из берегов.
— А!.. Уезжаешь на спасательные работы? Мобилизована? Хочешь проститься с мужем? Сейчас, сейчас позову твоего Андрея.
Размахивая электрическим фонарем, Волошенко хлопнул калиткой. С той стороны высокого забора донесся дробный цокот каблуков о каменные плиты, потом наступила тишина. Так было тихо, что Алена явственно слышала, как шумели в горах необыкновенно полноводные потоки, как жалобно стонали под свирепым ветром вершины деревьев, как дождевые струи барабанили о железную крышу казармы заставы, как ворчала дальняя, равнинная гроза. И вдруг все это — и горные потоки, и гроза, и шум леса, и дождь — бесследно исчезло. Ничего больше не слышала Алена. Все заглушил новый звук, донесшийся со двора заставы. Кованые каблуки быстро-быстро пересчитывали каменные плиты — одну, другую… пятую… десятую… Алена перестала дышать. Кованые каблуки стучали все быстрее и быстрее. Алена уже не могла устоять на месте. Забыв обо всем на свете и чувствуя только приближение Андрея, она рванулась ему навстречу. Калитка распахнулась, и на ее пороге вырос Андрей Смолярчук. Он так спешил к ней, что забыл накинуть на плечи плащ, а на голову надеть фуражку. Высокий, плечистый, с могучей грудью, на которой сияли, отражая молнии, ордена и медали, встревоженный, остановился он на пороге калитки. Зорко вглядываясь в лицо жены, он старался угадать по его выражению, что случилось. Волошенко не сказал ему, чем вызвано внезапное, посреди ночи, появление Алены на заставе.
Алена как зачарованная смотрела на мужа. Пройдет год, десять, тридцать лет, вся жизнь промелькнет с ее большими радостями, и все равно никогда не забудется вот этот Андрей, каким видит она его сейчас…
— Аленушка!.. — Он переступил порог калитки, протянул руки и обхватил жену за скользкие, мокрые плечи. — Ты чего? Дома что-нибудь?