— Эй, есть здесь кто-нибудь? — уныло, в предчувствии того, что придется лечь спать голодным, окликнул Смолярчук.
Высокий, плечистый, стройный солдат в белом халате, стриженый, лобастый, большеглазый, с румянцем на щеках, показался в дверях кухни.
— Здравия желаю, товарищ старшина! — четко, с удовольствием, сочным юношеским баском проговорил он и улыбнулся.
Смолярчук с интересом посмотрел на незнакомого пограничника.
— Здравствуйте, — с той безобидной величавостью, какую так любят старшины продемонстрировать перед молодыми солдатами, откликнулся он.
То, что перед ним был новичок, зеленый пограничник, Смолярчук определил сразу же, с первого взгляда: свежие, еще не разносившиеся кирзовые сапоги, невыцветшая, не просоленная потом гимнастерка, неумело надетый, незастегнутый халат и еще не военное, штатское выражение лица. За три года службы Смолярчук безошибочно и легко научился читать на лицах те неизгладимые, не каждому заметные следы, которые высекает суровая солдатская пограничная жизнь.
— Покормите или отправите спать несолоно хлебавши? — спросил Смолярчук.
— Обязательно покормлю, товарищ старшина. И неплохо. Свинина жареная с гречневой кашей, пирожки с рисом, чай, и все горячее. Я целый час вас дожидался.
Солдат ловко повернулся на каблуках, скрылся в кухне. Через минуту, он вернулся в столовую, бесшумно, аккуратно поставил перед Смолярчуком ужин, хлеб, эмалированный чайник и кружку.
— Вот, пожалуйста. Ешьте на здоровье!
Смолярчук сел за стол, принялся за еду.
— А где же старый повар Кириллов? Демобилизовался или перевелся на другую заставу?
— Нет, он здесь. Отдыхает. — Молодой солдат вспыхнул так, что его щеки стали кроваво-пунцовыми. Даже уши его покраснели. — Вы что, товарищ старшина, приняли меня за повара? Ошиблись. Нет, я всего-навсего рабочий по кухне. Первый раз, между прочим, в наряде.
Несмотря на то, что солдат покраснел, он говорил без смущения, бойко и четко, держался с достоинством, взгляд его был смелый, независимый, а улыбка — непринужденная, искренне веселая.
«Хороший парень! Вот такого бы мне в помощники». — подумал Смолярчук. Он перестал есть, покачал головой, усмехнулся.
— Не похоже, что первый раз… Солдат с такой ухваткой долго в рядовых не застоится. Предсказываю вам большое пограничное будущее, товарищ… Как ваша фамилия?
Смолярчук пошутил, но солдат серьезно, без улыбки сказал:
— Спасибо. Тюльпанов моя фамилия.
— Тюльпанов? Так это с вами я пойду в наряд?
— Со мной. — Попрежнему смелыми глазами глядя на старшину, Тюльпанов спросил: — А вы тот самый Смолярчук, который был делегатом одиннадцатого съезда комсомола?
— Да, тот самый!
— Я ваш портрет видел в журнале, — говорил Тюльпанов взволнованно. — И статью про вас и вашего Витязя читал. И доклад о вашей следопытской работе слушал. С тех пор и мне захотелось стать инструктором службы собак. По правде сказать, я мечтал вас увидеть. А когда я узнал, что вы приезжаете на заставу, я очень обрадовался и просил капитана, чтобы он послал меня с вами на границу.
— Вводная понятна. Вопросов больше не имею, — пошутил Смолярчук. Он допил чай и добавил с преувеличенной серьезностью: — Что ж, товарищ Тюльпанов, готовьтесь пойти со мной на границу. Подъем в пять ноль-ноль. Спокойной ночи.
— А Витязь тоже пойдет с нами?
— Обязательно.
…На рассвете, когда небо над ущельем едва-едва посветлело, Смолярчук и Тюльпанов выслушали приказ начальника заставы капитана Коршунова и отправились на пограничный пост, где им надлежало нести службу. Если проложить линию напрямик, по воздуху, то до погранпоста всего лишь километра три. Если же идти обычной дорогой, горной тропой, по крутым каменистым склонам, через леса и Полонины, наберется втрое больше.
Смолярчуку не привыкать к горной ходьбе.
С тяжелым вещевым мешком за плечами, повесив автомат на шею и послав Витязя вперед, он неутомимо, словно по ровному месту, взбирался по крутой тропе. Тюльпанов молча шел позади, не отставая ни на шаг.
Совсем рассвело, когда добрались до новеньких буровых вышек геологоразведочной экспедиции, до хвойных шалашей и палаток геологов. Это последнее жилище в здешних местах. Дальше не будет ни одного дома лесника, ни одной пастушьей хижины, ни одной ватры — костра лесоруба. Только высоко-высоко в горах, на голом плато, обдуваемом со всех сторон злыми ветрами альпийской зоны, высится двухэтажное бревенчатое обветшалое здание, служившее когда-то приютом для любителей горного спорта. Под крышей бывшего «Орлиного крыла» и расположился пограничный пост.