— Тише ты! — шикнула на птицу и, обернувшись, прислушалась, не торопится ли на тревожный сигнал сам хозяин этого гнезда. Но нет, всё было тихо.
Покосившись на птицу, Фабиана осторожно обошла стол, запоздало обнаружив и пустую винную бутылку, и бокал, на котором оставались отпечатки губ и пальцев милорда. Вчера он явно провёл ночь здесь. Фабиана прошла вперёд, поддев носком туфли ещё одну пустую бутылку — похоже, нешуточно взбесила его эта высокомерная брюнетка, что он впал в такую крайность.
Поставив корзину на пол, сосредоточенно принялась натягивать перчатки, смотря на роскошное кожаное кресло и… многочисленные ящики стола. В верхнем должны храниться её документы.
— Я только приберусь здесь, — проговорила тихо девушка наблюдающей совсем по-человечески сидевшей на жерди птице, — и сразу уйду, правда.
Опершись рукой на столешницу, Фабиана закусила губу, подавляя гадкое чувство чего-то взбунтовавшегося в ней, и потянулась к ящичку, как вдруг раздался скрежет по металлу — черный ворон сорвался с жерди и тенью ринулся на девушку.
— Ох!
Фабиана ничего не успела понять, лишь, глухо вскрикнув, успела закрыть руками голову, слыша громкие хлопки тяжёлых крыльев и почувствовав над головой пронёсшийся вихрь.
Ворон неуклюже приземлился на каминную полку, сбив с неё всё, что стояло на ней, не удержался, отчаянно карябая когтями камень и ударяя крыльями, грохнулся на пол.
— Пресветлая Всевидящая! — всплеснула руками Фабиана и кинулась к распластавшейся на полу птице.
Ворон трепыхался и пытался шарахнуться под кресло, но Фабиана, рухнув на колени, успела поймать его, пока тот не переломал себе все конечности.
— Не бойся, ну как же ты так? — жалость заполнило сердце, как вина, которую Фабиана испытала, невольно нарушив покой пернатого.
Ворон явно был взволнован тем, что его взяли в руки, сердце горячо трепыхалось, голова дёргалась. Бедолага.
— Ну и тяжёлый же, — Фабиана посадила его обратно на жердь, успокаивающе погладила.
Птица была не то чтобы старой, а древней, даже держаться на лапах не могла.
— Всё, всё хорошо, чего ты так разволновался? Ничего я тебе ну буду делать, не буду трогать, обещаю, только уберу и уйду, правда.
Ворон нахохлился и, втянув шею, притих.
Фабиана обернулась, глядя на получившийся беспорядок. Медленно отступила и вернулась к камину.
— Ну и беспорядок мы тут с тобой сделали.
Ругаясь про себя, подняла подсвечник, бумаги и коробку, из которой просыпался какой-то порошок, походивший на табак. Девушка аккуратно смела всё до крошки обратно в коробочку и поспешила вернуть на место, понадеявшись, что Ламмерт ничего не заметит.
Но застопорилась, уловив терпкий тяжёлый запах. Поднесла коробку к лицу и принюхалась, резкая вонь ударила в самый затылок, так что пробило на слёзы, а в горле запершило. Фабиана поморщилась и закашлялась. Какая же гадость!
Торопливо поставила коробку назад, отступила и тут же покачнулась. Хорошо, что успела схватиться за спинку кресла. Заморгала часто, ничего не понимая, что это с ней такое, но тело, кажется, перестало её слушать. Что-то стало не так. Какая-то горячая лёгкость поднялась от низа живота и затупила туманом голову. Мысли поплыли.
Это было настолько необычно и ново, что Фабиана готова была пуститься в танец. Все заботы, переживания и скованность улетучились прочь, раскрепощая движения. Вжав в спинку пальцы, Фабиана нагнулась и дёрнула за ручку ящика.
Тот, конечно, не поддался. Ворон хрипнул, но Фабиана отмахнулась.
— Вот, значит, как?! — девушка выпрямилась, ощущая, как решительность наполняет мышцы звенящей тяжестью.
Так хорошо. Невыносимо. Сейчас она пойдёт и потребует то, что принадлежит ей, и пусть только Ламмерт попробует отказать ей!
Бросив всё, Фабиана пошла из кабинета.
Потянуло запахами чаёв. Минув малый зал, девушка, догадавшись, где может быть милорд, вошла в столовую, место, куда Фабиане как горничной вход воспрещён.
Резко остановилась, взгляд упёрся в восседавшего во главе стола мужчину.
— Доброе утро, — это был явно не её голос, — милорд, — добавила она, улыбаясь настолько приторно и сладко, что самой от себя стало тошно.
Хэварт застыл глыбой, его плечи в чёрном жакете напряглись, руки в перчатках сжались в кулаки. Как же ему идёт чёрный цвет! Ламмерт наверняка это знает.
Фабиана вернула на его лицо взгляд, увидев даже на расстоянии, как вспыхнули в черноте глаз мужчины разящие молнии, настолько жгучие, что дыхание перехватило. Какая-то часть в Фабиане сжалась в комочек, разум бил тревогу, что лучше извиниться и убраться, пока не поздно, но этот голос утонул в неуклонной решимости.