Юля вытерла слёзы.
— Дима, ты можешь выполнить мою просьбу?
— Если простить твоего мужа — нет. И не проси. Такое прощать нельзя, и если ты этого не понимаешь, то я знаю точно. Я бы всё понял: ругань, скандал, пусть бы он тебя на улицу выгнал и мебель в окно швырял, чего с горяча не сделаешь. Но бить женщину — последнее дело. Заведомо зная, что она полностью беззащитна и не сможет тебе сопротивляться. И, знаешь, не обижайся, но сын тоже хорош.
— Он сам испугался.
— Мои родители жили дружно, но если бы отец поднял на мать руку, я бы точно в стороне не стоял. Хотя, конечно, ничего подобного произойти не могло, папа маму очень любил. Юля, только не начинай опять плакать, хорошо?
— Не буду. Правда не буду, не смотри так. Видишь, я уже успокоилась. Всё позади, все взрослые, справятся как-нибудь.
— Юлька, ты умная, красивая, но какая же ты слепая! Ты как лошадь на ипподроме, кроме беговой дорожки ничего не видишь, шоры мешают. Навешала на себя обязательств, взвалила все заботы и не видишь за ними, что вы рядом жили, а не вместе. Ну хоть сейчас-то шоры сними, пойми, наконец, что ты им за мамку-няньку была и машину для зарабатывания денег!
— Ты чего меня лошадью назвал? — обиделась Юля.
— Всё, что ты услышала? Ну хоть что-то, — улыбнулся Дима. — Юленька, теперь всё будет хорошо, поверь мне. Я никому не дам тебя в обиду, не то что грубого слова, взгляда неподобающего никто не кинет на тебя.
Юля обхватила себя руками, то ли её знобило, то ли в самолёте было холодно, но по спине побежали ледяные мурашки, руки замёрзли, вся она затряслась, даже зубы застучали.
— Дима, мне холодно, — прошептала Юля, с трудом заставляя шевелиться непослушные губы.
— Откат пошёл. Девушка! — Дима позвал стюардессу. — Принесите плед, нет, два пледа. Ещё горячий чай, сладкий, с лимоном.
Дима заботливо укутал Юлю пледами вместе с руками, замотал, как в кокон. Обнял, взял принесённую стюардессой чашку и стал поить чаем, как маленького ребёнка.
— Не очень горячо? — спросил он.
— Дим, какой ты заботливый, — Юля невольно улыбнулась. — Давай ты меня усыновишь? Буду твоей дочкой.
— Нет, вторая дочка мне не нужна, мне нужна любимая женщина. Первая и единственная. Тебе лучше?
— Намного. Слушай, как же я теперь на работу пойду, в федерацию?
— Отлежишься неделю другую дома, лицо заживёт и пойдёшь.
— Ты говорил, что вакансия срочная, кто там меня ждать будет? — переживала Юля.
— Я тебя пугал.
— Вот как? Обманывал бедную девушку? — улыбнулась она. — Дима, ты коварный!
— Юля, ты когда-нибудь видела, как селезень ухаживает за уткой? Нет? У селезня яркое, броское оперение. Он ходит кругами вокруг дамы сердца, выпячивает грудь, боками водит, чтобы пёрышки на солнце переливались. Головой крутит по сторонам, типа, наблюдает за обстановкой, чтобы избежать опасности. Я как селезень: перьями переливался и головой крутил. Если я дал тебе время на раздумья, сейчас мы бы не летели вместе.
— Почему? Вдруг я бы подумала и согласилась? Ты мне понравился, возможно, я бы подумала и решилась.
— Ты бы думала годами и никогда бы не решилась. Или сбежала бы от меня, чтобы уберечься от соблазна, или у твоего козла бы хватило ума тебя спрятать. Нет, Юля, долго раздумывать тебе нельзя, у тебя сразу комплексы зашкаливают и сознательность мозги топит. Уж извини за откровенность.
— Хочешь сказать, что мне надо научиться быстро принимать решения? Да, мне теперь многому надо научиться. Спасибо, что ты меня увёз. Если бы не ты, не знаю, что бы я делала. Хотя нет, знаю. Бросила бы всё и уехала куда-нибудь, к морю. Сначала бы как следует им налюбовалась, а потом сняла бы комнату и нашла работу. Номер телефона бы поменяла, чтобы меня никто никогда не нашёл.
— Смогла бы? — с сомнением спросил Дима.
— Смогла. Я теперь всё могу.
Он поправил плед, провёл ладонью по её лицу. Юля притихла. Дима дотронулся щекой до опухшей, с кровоподтёком, Юлиной скулы, подул на неё и нежно, едва дотронувшись губами, поцеловал.
— Ну, Ванюша, живи пока, — тихо прошептал он.
— Что?
— Ничего, спи, спи.
Юля закрыла глаза. Как можно заснуть, когда в голове, как пчёлы, роятся, прыгая и перебивая друг друга, разные мысли? Когда одновременно хорошо и плохо, когда чувствуешь себя принцессой, изменщицей и, чего уж греха таить, падшей женщиной.
Она глубоко вздохнула и провалилась в сон.
Глава 15
Из аэропорта Дима привёз её в квартиру, просторную, шикарную, обставленную так, словно здесь собирались снимать кино о жизни сливок общества.