– Имя?
– Что? – вновь включаю дуру.
– Как тебя зовут? – выгибает брови. Голос спокойный, но холодный, словно я ему совсем не нравлюсь.
– Дарина, – отзываюсь я, выдавливая из себя улыбку. В ресторане нас учили улыбаться клиентам. Но, похоже, в этом доме это лишнее, мужчина смотрит на меня, как на идиотку. Прячу улыбку.
– Кофе, Дарина, – распоряжается мужчина.
– Да, конечно, – убегаю. Сердце почему-то колотится, как сумасшедшее. Мысленно себя ругаю: если я не соберусь, меня точно уволят.
– Люба, кофе!
– Вот, – указывает глазами на кофейник. – Прекрати трястись, побьешь мне посуду, – наказывает женщина.
Киваю, беру кофейник, иду в столовую. Хозяин уже не один, за столом по его правую руку сидит парень, примерно мой ровесник. В отличие от мужчины, парень в помятой футболке и с растрёпанными волосами.
– Не начинай! – отмахивается парень, жадно выпивая стакан сока. – Я совершеннолетний, у Димона был ДР. В чем проблема? Ты можешь отрываться в своем клубе, трахая своих баб, а я нет?
Кусаю губы от слишком грубых слов парня. Как я понимаю, это сын хозяина, они очень похожи.
– Кофе мне здесь нальют или нет?! – вдруг вскрикивает парень, смотря на меня.
– Да, конечно, – срываюсь с места, иду к парню и аккуратно наполняю его чашку напитком.
– Ты что, щенок, совсем берега попутал! – рявкает мужчина.
Вздрагиваю, и немного кофе из кофейника выплёскивается на ноги парня.
– Ой, простите, – мямлю, ставлю кофейник на стол, хватаю салфетку.
– Ты вообще кто такая, безрукая?! – повышает голос парень и соскакивает с места, морщась. – Где Васька?
– Василиса заболела, я новая горничная. Дарина, – оправдываюсь, подавая парню салфетку. – Простите, пожалуйста.
Боже, какая я безрукая! Оглядываюсь на мужчину, словно он может мне помочь. Но хозяин просто наблюдает, стискивая челюсть. Правильно, я его сына ошпарила. Что он должен? По головке меня погладить?
– Свали отсюда! – велит мне парень.
– Да, – иду на выход, пытаясь не расплакаться.
– Дарина! – останавливает меня мужчина. – Займись своей работой. Пока я твой работодатель, и подчиняешься ты мне, как и все в этом доме, – делает акцент на последней фразе, смотря на сына. – Я еще жду свой кофе.
Киваю, снова подхожу к столу, беру кофейник, наполняя чашку мужчины.
– А ты, щенок, сядь на место! – приказывает сыну. – Я смотрю, ты силу в себе почувствовал и власть, которой у тебя нет.
Убегаю на кухню. Люба уже составляет на поднос две тарелки.
– Блинчики - Демьяну Ростиславовичу. Омлет - Ироду.
Киваю, беру поднос. Уже не нужно пояснять, кто такой Ирод, и так понятно. Возвращаюсь в столовую.
– Взрослый, самостоятельный, борзоты где-то хапнул, – иронично усмехается мужчина. – Ну тогда: карты, ключи от машины и квартиры выложи мне на стол и вперед - пошел самостоятельно жить.
– Ну, конечно, снова попрекаешь тем, что должен мне дать, – парень брезгливо отодвигает тарелку с омлетом и с грохотом кидает вилку на стол, она отскакивает и падает на пол. Подхожу, наклоняюсь, чтобы ее поднять.
– Стоять! – рявкает на меня мужчина. – Он ее кинул, он ее и поднимет.
Выпрямляюсь. Руки трясутся. У меня нет отца. Мама всегда воспитывала меня мягко, никогда не повышала голоса. Я не привыкла к такому агрессивному общению между родными.
– Ты что-то попутал, Марк. Как сыну, я дал тебе все до твоего совершеннолетия. Дальше не обессудь: или ты играешь по моим правилам, или по своим, только без моей поддержки. У тебя право выбора.
– Да какой, на хрен, выбор?! Ты же не подпускаешь меня к своим делам. Ты скорее своему псу Андрею передашь дело, чем сыну! – Марк поднимает на меня свирепый взгляд, и я только сейчас понимаю, что стою, как вкопанная, и ошарашенно подслушиваю. Не нахожу ничего лучшего, чем развернуться и убежать на кухню.
– Снова ругаются? – интересуется Люба, качая головой. Киваю. – Не обращай внимания. Демьян Ростиславович еще очень мягок с Иродом.
– Ничего себе мягок.
– Да пороть его надо. Доведёт он отца. Отнеси Ваське завтрак. Я сама тут разберусь.
Люба составляет на поднос омлет и горячее молоко с мёдом.
– Скажи: если не выпьет молоко, не допущу к работе. Домой отправлю на больничный!
– А может, и надо на больничный? Дома быстрее на поправку пойдёт.
– Не надо. Дом для нее - наказание. Иди, – отсылает меня.
Беру поднос и иду, не понимая, почему отдых дома – это плохо.
Дверь в нашу комнату приоткрыта, аккуратно толкаю ее ногой и замираю на пороге. В нашей комнате управляющий Андрей. Он стоит над кроватью Василисы и что-то тихо говорит. Рядом с ней, на тумбе, уже другие лекарства и коробочка с эклерами.