Наступило лето. Отцвели деревья и кустарники, установилась жаркая погода, и ярко-голубое небо радовало столичных жителей. Мне же с каждым днём становилось всё грустнее и грустнее. Привыкшая много работать, я устала слоняться от безделья по городу. Очень сильно хотелось хоть как-то занять себя, я была готова выть в голос от скуки.
Однажды вечером, убираясь в своей небольшой квартирке, я наткнулась на заключение целителей после того, как Бенефис меня вытащил из подвала замка Редстаффа. Здесь же была приложена карта с глубоким сканированием моей ауры, так как я находилась на тот момент без сознания, а начальник маглиции дал согласие на чтение от моего лица, и предположительный состав афодизиака, которым напоил меня Асмандиус. Похоже, Бенефис принёс все эти бумаги ко мне домой, пока я пребывала в Лазурии во второй раз, чтобы разобраться, что именно со мной произошло, да так и забыл их у меня. Я немного подумала и засела за вычисления и анализ информации, как всё это могло повлиять на противозачаточные чары и с какой вероятностью именно Бенефис является отцом моего ребёнка. Несколько раз мне пришлось сходить в городскую библиотеку, чтобы взять книги по аурам людей, а затем как-то незаметно для самой себя я прихватила ещё парочку книг по аурам оборотней и их врождённым способностям подавлять чужеродное магическое воздействие.
Несколько раз я вспоминала об Адаме, джине Асмандиуса Редстаффа, который обещал выполнить любое моё желание. Порой мне до безумия сильно хотелось связаться с ним и в качестве желания спросить, кто же является отцом моего ребёнка. Но я всякий раз взвешивала все за и против и отказывалась от этого малодушного поступка. Всё-таки, когда я рожу, по цвету ауры малыша сразу всё станет ясно, а вот желание джина – это очень и очень серьёзная вещь. Сильный и древний джин может выполнить практически всё что угодно и даже, наверное, оживить мёртвого. Не стоит так бездумно тратить целое желание.
Лето незаметно пролетело, и начались затяжные дожди. Мой живот уже стал таким большим, что мне всё труднее давались длительные прогулки, и всё чаще я предпочитала допоздна сидеть дома за книгами и расчётами.
Засыпая одной из таких ночей в своей мягкой кровати, я много ворочалась. Согласно всем моим выкладкам получалось, что Бенефис и Дарион в равной степени могут оказаться отцами моего ребёнка. С одной стороны, в афродизиак был добавлен корень мандрагоры, который в сочетании с ягодами белладонны на некоторое время нейтрализовал действие любых магических инъекций, в том числе и противозачаточных. С другой стороны, я вспомнила, как быстро на мне затянулись царапины, полученные в крепости Кадрия, и хотя вторую ипостась Малефисент мне не дал, что-то мне подсказывало, что вместе с силой и быстротой реакции я также на тот момент обладала и врождённой способностью оборотней сопротивляться магическому воздействию. То есть вполне вероятно, что магическая противозачаточная инъекция вновь не сработала в замке Крувицки, когда мы с Дарионом впервые занялись любовью.
Все эти мысли мне не давали покоя, я ворочалась и ворочалась на кровати, проклиная похищение Малефисента и всё то, что последовало за ним. Не соберись я тогда в гости к Виеру в Сумеречный мир, ничего бы этого не произошло, и скорее всего я сейчас была бы уже счастливой и ничего не ведающей о тайной работе Службы Безопасности по Иномирным Делам госпожой Кёнигсберг. Так ничего не решив, лишь только разозлившись и на себя, и на Малефисента с его загадочной многоходовой игрой, в которой я оказалась лишь пешкой, я заснула. А приснилась мне до боли знакомая гора и потрясающий золотисто-багряный закат.
Как и всегда, я стояла на крохотной площадке на самой вершине горы, и разноцветный ветер деловито копошился в моих волосах.
– Я знал, что женщины, которые провели со мной ночь, ещё долго вспоминают эти часы, наполненные обоюдной страстью и желанием, но право слово, Лоли, ты переплюнула их всех. Так громко меня ещё никто не звал, – раздался позади такой знакомый и полный иронии голос Хранителя.
Я раздражённо обернулась и увидела донельзя довольную ухмылку Малефисента и его блестящие, чёрные как ночь глаза. Почему-то именно эта нагловатая ухмылка впервые за долгое время стёрла моё сонное равнодушие и вывела меня из себя.