— Где я тебя видел?
Я обиделась. Какая женщина захочет принять тот факт, что ее можно с кем-то спутать? К тому же, Маришка — брюнетка, а я каштановой масти.
— Барышня из зоны? — вспомнил он.
— Я не барышня.
Альбинос усмехнулся, снова потер виски. Надо же, как хорошо у него заработали мозги после помутнения рассудка. Что тут скажешь — старшая раса.
— Аэрокар был твоим?
— Да.
— Такой стоит больших денег. Откуда столько у горничной?
— Компенсация за снесенный дом.
— Ты потратила компенсацию на аэрокар? — он удивился так, что, должно быть, протрезвел окончательно. — Почему не взяла квартиру в городе?
Я пожала плечами. Аэрокар — это мечта, а что центы смыслят в мечтах? Ему не объяснишь, что такое душевный порыв.
— Не самое лучшее вложение, — протянул мужчина. — Да и страховка не покроет стоимости кара. Ты в убытке.
— Ну, что ж? Кто без долгов, а кто бестолков.
Альбинос рассмеялся, и я расслабилась — вот сейчас он точно в порядке. Доберется до своей постели, и сладко выспится, чтобы завтра снова быть бесчувственным засранцем. Может, мне попытаться свалить до того, как его голову посетит мысль о моем наказании?
— Если у вас больше не будет указаний, светлейший, я пойду.
— Указания есть.
Потерев многозначительно след от моей пятерни на лице, альбинос задумался. Сто пудов ищет какой-то мерзкий способ наказать меня за то, что посмела поднять руку на него — высокородного центаврианина.
«А чего ты ожидала? — спросила я у самой себя. — Что он посмеется над этим недоразумением и отпустит тебя просто так?
Это цент, а центы все коварны, бездушны и отморожены». Я морально приготовилась к вердикту.
— Мне нужна личная служанка, горничная — так у вас это называется? И ты мне подходишь.
Я ослышалась? Не может он такое сказать. Я же ударила его, со всей силы ударила, вложив эо. Это — покушение на жизнь, за такое отправляют в колонии или даже казнят.
— Мне нужно подумать, светлейший, — голос мой звучал удивленно. Я не верила владетелю, и смотрела на него во все глаза.
— Думать — это не твоя сильная сторона.
— А вам лучше не пить! — огрызнулась я.
— Вот и будешь приглядывать за мной. Будить по утрам, приносить завтрак и ужин, следить за порядком в покоях, присматривать за Мелком. И, естественно, выполнять мелкие поручения.
Центаврианин — даже про себя я не могла называть его по имени — поднялся, сел на диван, откинулся на спинке. Откуда-то снизу по обшивке вскарабкался Мелок и устроился на животе своего хозяина, что-то заговорил по-центавриански.
Я все еще не верила словам владетеля. В горле стало слишком сухо, и мне пришлось прокашляться, чтобы сказать осторожно:
— Судя по требованиям, вам нужен камердинер, а не горничная. Рекомендую Томаса — он сегодня вам за столом прислуживал.
— Я уже сделал выбор, — владетель обвел взглядом мою фигуру, и я испытала удушливое, неприятное чувство.
— Я не буду спать с вами!
— И я не хочу спать с тобой, — проговорил мужчина, и я заметила, что в глазах у него нет вожделения. — У тебя нездоровая женская энергия.
«А раньше ты этого не заметил, цент?»
— Я не стану тебя наказывать, — продолжил владетель, поглаживая Мелка по спинке, — очевидно, что мои люди ошиблись.
Как, говоришь, тебя зовут? Полина? Марина?
— Регина.
— Какие вы все одинаковые… Останешься просто горничной.
— Не останусь.
— Почему?
— Да потому что… — я привыкла говорить людям то, что думаю, и этот раз не стал исключением, — не хочу. Я не хочу быть вашей горничной.
— Это твое окончательное решение?
— Да.
Владетель развел руками и вздохнул, якобы сожалея.
— Ну, раз так, иди.
Я подошла к двери и взялась за ручку.
— …Завтра в девять утра ты должна быть здесь. Охрана тебя пропустит.
— Но я же не согласилась!
— Ты отказалась стать горничной и получать за это хорошие деньги и хорошее отношение. Так что я приказываю тебе стать моей горничной. С сохранением низкой зарплаты.
Я обернулась.
— Приказываете? Да вы кто та.
Черт. он мой владетель.
— Девять утра, горничная. Не опаздывай.
Глава 4
Сначала я направилась в женскую спальню, но уже у самой двери до моего уставшего мозга дошло — я в таком состоянии не засну. Буду думать, переживать, в мою голову придет какая-нибудь дурацкая мысль, и я все испорчу.