Но этого было мало, Маришка настаивала, что владетель должен обязательно одеться по дарнской моде.
— Ладно, скажу, чтобы он слетал в Ферисголд, — не стала я противиться.
— Не-ет! Какой еще Ферисголд? У нас дрянные ткани. Заказывать ткани, а лучше готовые костюмы, можно только из Веронии. Кстати! Наш бывший владетель, муж Элайзы, тоже был высоким и худым. У него остались прекрасные костюмы…
Мы можем сходить поглядеть на фасоны, взять их за пример.
— И как мы доберемся до этих костюмов?
Маришка улыбнулась. Чтобы горничная и не смогла добраться до одежды хозяев?
Обычно, когда владетель умирает, его одежду раздают народу. Когда умер супруг Элайзы, она последовала традиции и раздала большую часть его гардероба, но самое ценное, роскошное оставила.
Я ни разу не была в покоях владетельницы, и не знала, что гардеробная у нее так огромна — гораздо больше, чем у Малейва.
И сколько одежды! Платья, платья, платья, традиционные и не очень, выдвижные панели с нижним бельем, шарфиками и перчатками, отдельная комната для шубок и меховых жилеток, огромные ряды обуви…
— С ума сойти, — только и сказала я. — Куда ей столько? Она же редко куда-то выбирается.
— Элайза — женщина красивая, тщеславная. Ей нравится наряжаться и любоваться собой, — ответила Маришка и открыла передо мной дверцы темного шкафа, где хранились мужские костюмы.
Маришка стала изучать брюки, рубашки, и жилетки, расшитые серебром и золотом. Я тоже посмотрела на эти вещи, и сочла их слишком пестрыми, яркими для альбиноса. Нет, ему такое не подойдет. Я прошлась чуть дальше, и открыла еще один шкаф.
Плащи, подбитые мехом, меховые жилетки, шубы. Целый меховой магазин в гардеробной…
— Иди сюда, Регинка! — позвала меня Маришка. — Погляди, какие жилеты — без меха, простые, но с вышивкой. Серебро на черном прекрасно смотрится. Вот нечто вроде этого и нужно носить владетелю.
— Хорошо, запомню.
Еще немного полазив по гардеробной, мы вышли в гостиную.
А в гостиной нас ожидала Гримми.
— Я не перестаю поражаться вашей наглости, беспринципности и самовольству. Как вы смеете заходить без разрешения в покои нашей бывшей владетельницы? Кто разрешил вам копаться в ее вещах?
Очень сложно оправдываться, когда ты вроде бы и виноват, но ничего плохого, по сути, не сделал. Пока Маришка судорожно подыскивала варианты ответа, я сказала просто:
— Мы лишь смотрели, Гримми.
— Неужели? Смотрели? — фыркнула управляющая и подошла к нам. Глаза ее метали молнии, однако кричать она не стала.
— Я не понимаю, что вы делаете со своей жизнью! У вас есть голова на плечах, но ведете вы себя так, словно торопитесь ее потерять. Что вам мешает жить, как нормальным людям?
— Нормальные люди, — ответила Маришка.
Гримми покачала головой, не поняв ее ответ.
— Я знала, что о вас говорят. Знала, но в штат приняла. Потому что я надеялась, что, если поступлю с вами по-человечески, то и работать вы будете хорошо, без выкрутасов. А вы подставляете меня раз за разом! Разве я многого требую? Я всего лишь хочу порядка, но для вас это слишком сложно, вам обязательно нужно сотворить какую-то глупость! Как мне это надоело! Как мне надоело возиться с вами! Как мне надоело учить вас! Бегаете за чужаками, вертитесь перед ними!
Если бы Гримми критиковала мою работу, я бы так остро не реагировала. Но она снова говорила о нашем безнравственном поведении, и это истощило запасы моего терпения.
— Да-да, мы ужасны! — воскликнула я. — Нас никто не любит. Знаешь, кого любят? Удобных, послушных, безмолвных. Тех, которые проблем не доставляют. А мы, между прочим, хорошо работаем, Гримми. Ты это вообще замечаешь, или тебе важно только, как мы себя ведем? Кстати, о поведении, — меня понесло, — что с ним не так?
Гримми растерялась, она привыкла, что на нее угрозы и увещевания я отшучиваюсь.
— Наверное, я виновата в том, что ношу брюки вне работы, люблю гонять на карах и пошутить. Это страшное преступление!
Позор мне! А Маришка и вовсе бесстыдница! Она же красивая, веселая, и улыбается людям, вместо того чтобы глаза опускать и немой притворяться. Флиртует с мужчинами! Значит, шлюха! Так, Гримми? У вас, лицемеров, все просто.
Лицо управляющей исказилось.
— Считаешь себя благодетельницей, а сама — как рептилоид, жрешь, жрешь всех, кто не попадает в категорию благополучных. Знаешь, если ждать от людей всего плохого, они так себя вести и будут. И нет ничего достойного в том, чтобы принять на работу девушку с плохой репутацией, а потом каждодневно ей давать понять — ты ничтожество, ты здесь только из жалости работаешь! — повысила я голос и продолжила уже тише: —Ты же так к нам относишься. Что же в тебе тогда хорошего, Гримми? Умение командовать?