— Я всего лишь хочу порядка, — ответила женщина на мою тираду, но неубедительно ответила.
— Не расстраивайся! Как только кончится Отбор, будет тебе порядок, без альбиноса, Ильмонга и нас.
— И не собирались мы ничего красть, — заявила Маришка.
Гримми вздохнула глубоко, чтобы успокоиться, и сказала дрожащим голосом:
— Если вам нужно было попасть в покои Элайзы, вы должны были попросить ее разрешения. Или хотя бы моего.
— Разрешения? Да ты даже не разговариваешь со мной! — настала очередь Маришки возмущаться. — Как я не подойду к тебе, ты лицо морщишь! Попросить тебя о чем-то по-человечески невозможно, потому что ты всегда чопорная, сухая и вредная! Говорят, ты десять лет в особняке работаешь, но никто не знает, что ты за человек!
Глаза у Гримми вновь заблестели яростно, но Маришка не собиралась уступать ей право высказаться:
— А когда мне в городе пытались волосы остричь, ты сказала, что так мне и надо. Но ты же ничего обо мне не знаешь, Гримми! Ничего! А ведешь себя, как будто это ты владетельница Дарнская, и имеешь право судить людей! Из особняка хотела нас выгнать!
— Потому что мне не все равно! — взорвалась и Гримми, оказавшись лицом к лицу с Маришкой. — Я не хочу, чтобы все здесь развалилось! Я всего лишь управляющая, но я люблю Дарн и всегда была ему верна! А вы радуетесь суматохе, пытаетесь понравиться людям альбиноса, ему самому… быстро забыли свои корни?
— Я не из Дарна родом, — сказала я.
— Но твой отец из Дарна!
— Какая разница! Альбинос чужак, но он — это благословение для Дарна, потому что у него есть мозги и деньги.
— Поэтому ты спишь с ним?
Ну, Ведьма!
Я размахнулась и влепила Гримми пощечину. Управляющая опешила, как и Маришка.
— Радуйся, что я не вызвала тебя на эо-поединок за такие слова, — сказала я.
Не знаю, что именно заставило Гримми воспользоваться эо, моя пощечина или угроза в моем голосе, но она использовала силу, и не смогла ее правильно направить. Поток прошел мимо нас теплом, куда-то в сторону гардеробной.
Нам пришлось отвлечься от выяснения отношений и повернуться к гардеробной. Оттуда начали доноситься подозрительные шелестящие звуки. Я сосредоточилась, моргнула, и увидела мир в другом цвете. Маришка все была окутана красно-коричневым, аура Гримми приобрела красновато-фиолетовый цвет.
Я отвлеклась от созерцания аур, когда послышались новые звуки — ударов.
Первой к гардеробной кинулась управляющая, за ней мы.
Ох, лучше б мы двери не открывали…
Все дверцы, отделения и панели открылись и разъехались, выпустив на волю как безделушки-украшения, так и платья, шарфики, костюмы. Одежда тряпьем упала на пол. Слоями легли платья, нижнее белье, куртки, пеньюары, плащи. Обувь постигла та же участь: туфли, на выход и домашние, босоножки, сапоги, полуботинки оказались на полу. Это был настоящий погром.
— О, Звезды, — вздохнула Гримми, и опустилась на пол, прямо у порога гардеробной.
— Нет, не Звезды. Это ты.
— Знаю, — проговорила управляющая обреченно и… всхлипнула. Как зачарованные, мы с Маришкой уставились на управляющую. Наша несгибаемая, суровая, строгая Ведьма плачет!
Мы сразу забыли, что только что ругались. Не в наших характерах было злорадствовать. Маришка нарочито весело проговорила:
— Да здесь работы на полчаса, пустяки! Быстро все уберем, не волнуйся.
— Не на полчаса, а часа на два, — покачала я головой.
— Ну и ладно! Мы хорошо приберемся, Элайза ничего не заметит. Слышишь, Гримми? Все мы успеем, так что не плачь. Не будет кары от светлейшей.
— Если и будет, я вину на себя возьму, — предложила я. — Меня точно не уволят.
Гримми подняла голову, посмотрела на нас. Ее удивляло, что мы не ушли, а остались, да еще и предложили помощь. Она смотрела на нас с недоверием, с каким-то даже страхом, что это шутка, и мы ее непременно подставим.
Наконец, управляющая сказала:
— Вы правы: судить я должна только по работе. То, с кем вы спите или не спите, меня не касается. Прощу прощения.
Еще один сюрприз: Грымза умеет не только плакать, но еще и извиняться.
— Я была неправа. Но я никогда не считала вас лучше себя, — продолжила она. — Никогда! В штат я вас взяла не потому, что хотела поиздеваться. Я хотела вас. перевоспитать, что ли. Думаете, я к вам цеплялась больше остальных из вредности? У всех остальных есть семья, есть те, кто за них вступится, а вы одни. Мне вас стало жаль. Вы никак не хотите понять, что на Энгоре нельзя быть свободными, нельзя жить, как хочется. Спрятаться можно только под правилами и приличиями. Только так вас оставят в покое.