За главой семейства вышел его молодой и элегантный сын — Эдвард Уинтерс, в тщательно отутюженном черном фраке с высоким воротником, с тонкой тростью в руке и высоким цилиндром на голове, из-под которого торчали кудрявые каштановые волосы. Он сделал пару шагов, остановившись рядом с горничными, раскинул руки в стороны и глубоко вдохнул:
— Ах! Как же хорошо снова вернуться домой!
В нос Четвертой ударил терпкий запах пота, который при каждом порыве ветра сменялся легким сладковатым ароматом, издалека чем-то напоминающим розу. Девушку начала раздражать эта двойственность запахов, из-за чего ей стало жизненно необходимо узнать, кто же является обладателем столь необычного парфюма.
Она украдкой приподняла голову и посмотрела исподлобья на мужчину, стоящего перед ней. Глаза медленно двигались от ног до головы, пока Четвертая не встретилась взглядом с Эдвардом. На мгновение время словно остановилось. Все звуки затихли, кроме нарастающего сердцебиения и прерывистого дыхания девушки. Ей показалось, будто она уже была в подобной ситуации, но сейчас… все было по-другому.
Четвертая увидела в Эдварде не только строгость, но и какую-то скрытую грусть, тяжесть и даже усталость. Чем дольше она смотрела в его темные и проницательные глаза, в эти два бездонных озера, тем больше утопала в них. Эдвард, в свою очередь, нахмурился. Вероятно, еще никто из прислуги не осмеливался посмотреть ему прямо в глаза. Однако на его лице не читались ни ярость, ни отвращение. Скорее, это было нечто другое — что-то, что он сам еще не понял, судя по его реакции. Но был очевиден тот факт, что этот короткий, но глубокий обмен взглядами оставил значительный след у обоих.
Кровь ушла от сердца и ударила в голову, благодаря чему Четвертая вернулась в реальность и резко опустила голову вниз. Она не видела реакции Эдварда, но надеялась, что он не придал этому особого значения или вообще не заметил ее глупую оплошность. Благо он не задержался на месте слишком долго и направился дальше в особняк. Четвертая выдохнула с облегчением.
Следом за Эдвардом шел его камердинер — Чарльз Уитман. Однажды, когда Четвертая узнала, что он еще и лучший друг детства Эдварда, она ужаснулась от одной только мысли, что люди способны даже самых преданных соратников превратить в прислугу. Одно дело заклятый враг, но друг… Четвертая этого не понимала.
В принципе, как и не понимала отношения Чарльза к его положению в семье. Шестьдесят шестая хлопнула Четвертую по спине, и та встала прямо. Мужчина, выпускавший до этого пассажиров из экипажа, стоял теперь у парадной двери и держал ее открытой. Уинтерсы зашли в дом, а Чарльз остановился перед Лили и выглядел слишком радостно для того, кто был в плену у такой влиятельной семьи.
«Люди явно в лучшем положении, чем мы — кошколюди» — подумала Четвертая и краем глаза посмотрела на Лили, а затем на Чарльза.
— Милорд, с возвращением, — коротко поклонилась Лили, — Рада Вас видеть в целости и сохранности. Как прошла дорога?
— Лили, просил же не называть меня так. По крайней мере, при людях. Ты меня смущаешь… — Чарльз почесал затылок и отвел взгляд в сторону. — Я ведь не унаследовал титул, забыла?
Лили хихикнула.
— Мне нравится видеть, как Вы смущаетесь. Вам это к лицу, — Девушка сдержала смех, прикрыв улыбку рукой.
Они выглядели так легко и непринужденно, что позволило Четвертой мысленно оказаться где-то в другом мире, где нет ни войн, ни расовых предубеждений, ни зла в целом. Эти двое находились в своем собственном мыльной пузыре. Их не волновала непогода, не беспокоило время — они были увлечены друг другом так, что казалось, весь мир подождет, пока они не перестанут любезничать. Четвертая завидовала. Завидовала, что у нее никогда такого не было и, скорее всего, уже не будет. Ей хотелось порвать эту тонкую мыльную пленку, чтобы показать им, насколько жестока на самом деле реальность. Однако что-то ее остановило. Четвертая коснулась своих ушей через ткань чепчика и вспомнила Эдварда.
«Может, шанс все-таки есть?» — подумала девушка.
За спиной послышался женский голос:
— И чего мы тут уши развесили? Чемоданы ждать не будут! Вперед, за работу!
Горничные обернулись и увидели Дакоту Трэнт, смотрящую на них свысока. Чарльз извинился, поклонился и отправился в дом. А перед девушками стояла новая задача — разнести вещи по комнатам. Четвертая взглянула на гору из чемоданов и спросила:
— Мы должны тащить все это на себе?
— Личную прислугу этим не обременяют, им нужно подготовить хозяев к обеду, да еще и самим успеть поесть. А мы как всегда на побегушках, — проворчала Шестьдесят шестая.
— Шесть-шесть, если всегда будешь так хмуриться, то у тебя появятся морщины! — Лили хихикнула. — В любом случае я не вижу смысла жаловаться. Главное, что есть работа. Мы должны быть благодарны за нее семье. Поэтому руки в ноги — и за дело! Думаю, я вам смогу помочь.
— Разве ты не должна быть с Викторией? — спросила горничная.
— Она будет только рада от того, что я помогаю своим подругам. Подготовить ее к обеду я еще успею! — Лили улыбнулась и отправилась к экипажу с чемоданами.
«Мы только познакомились, а она уже называет меня подругой?.. Люди не перестают меня удивлять» — подумала Четвертая.
Несмотря на сомнения, Четвертая чувствовала, что Лили говорит подобные вещи искренне, от чистого сердца, и без какой-либо подоплеки. Девушка подумала, нет, скорее, понадеялась на то, что наконец-таки нашла в этом доме хоть какую-то поддержку. Это знание придало Четвертой сил. Она присоединилась к коллегам-горничным и принялась за работу.