Чаще всего белую ртуть используют для чёрного колдовства, когда хотят навести на человека порчу, а то и вовсе согнать в могилу. Потому и не принято хвастать, что есть такое снадобье в доме. По совести говоря, следовало бы Лурке по губам дать, чтобы не болтала лишнего, но Арчен и глазом не повёл. Шёл себе, как так и надо.
— Брешет он всё, — сказал Никол. — Уж я-то знаю, его мамаша в лавке у моего отца никогда не бывала. Нечего ей покупать, тем более — белую ртуть.
— Может, он для себя? — спросил Кудря, самый взрослый из парней, но простоватый до изумления. Впрочем, никто над Кудрей смеяться не пытался, и не только потому, что отец его был главным богатеем в селении, выстроившим дом прямо над кипенём и перекрывшим воду всем жителям. Это в лавку можно не ходить, перебиваясь своим, а без воды не проживёшь. Хочешь — не хочешь, а иди на поклон и покупай. Или пей тиноватую болотную воду и майся потом кровавым поносом.
При таком папаше можно себя высоко ставить, но Кудря никогда родителю не жаловался, а если доводили его злые насмешки, разбирался сам, благо, что кулак у него был не маленький. Впрочем, довести Кудрю до кулачной расправы было очень непросто.
— Что для себя? Ртуть покупал?
— Не, я не о том. Видел, как он камни швырял? Рукой так ни в жизнь не кинуть. Ясно дело, колдовством взял.
— Правилами не запрещено, — меланхолично заметил один из игроков.
— Если он колдовством может такие булдыганы швырять, то ему не с нами играть надо, а в совете речи говорить. И дом иметь в центре села. А он при мамаше в сарае ютится.
— Хватит болтать, — приказал Никол. — Сейчас он назад пойдёт, тут его и встретим. Небось, семерых он не переколдует, и пустой силой не переборет. Вернём свои деньги, а гаду всыплем.
— Так чего отпустили? — спросил Палс, первенец семьи среднего достатка. — Сразу надо было бить, а теперь он деньги растратит, мы с чем останемся?
— Сразу нельзя. У него там не только наши, но и материны деньги. Их попробуй, тронь, скажут — грабёж. Отцы не похвалят, так взгреют, долго помнить будешь. Так что выбираем палки и ждём. Да смотрите, чтобы палки не гниловатые оказались, как эта, которую камнем переломить можно.
— Так колдовством, небось, и переломил, — талдычил своё Кудря, но его никто не слушал.
По уму Арчену следовало бы сообразить, что его ждёт, и бежать домой окольной тропой, но ронять себя в глазах сестры не позволяла спесь, вовсе неприличная нищеброду. Арчен шёл, как ни в чём не бывало, в правой руке небольшой пакетик — неужто и впрямь белая ртуть? — верней уж соль или иное что, из обычных покупок, — за левую цепко держалась Лура. Она была занята облизыванием купленного с выигрыша гостинца — леденцового василиска на палочке.
— Шикует, — процедил Хотич, которому подобной сласти пробовать не доводилось.
— Эй, босоногий, — подал голос Никол. — Ну-ка, погодь.
Арчен остановился, выжидающе глядя на противников.
— Мы рассудили вопрос по существу, — начал Никол, словно старейшина, объявляющий волю совета, — и постановили, что твои броски совершены против правил. Ты должен вернуть незаконно выигранные деньги.
— Ещё чего хотите? — насмешливо спросил Арчен.
— А ещё!.. — выкрикнул Хотич. — Ещё чтобы каждый дал тебе по морде, а ты стоял и просил прощения!
— Это ты замечательно придумал. Только смотри, как бы хотелка не отвалилась.
Вместо ответа Хотич выдернул гостинец из руки Луры.
— Отдай! — звенящим шёпотом потребовала девочка.
— Вот ещё!.. — Кажется, Хотич собирался запихнуть леденец себе в пасть, но ничего сделать не успел, потому что стоящий с безразличным видом Кудря, внезапно ожил, залепил Хотичу звонкую плюху, вырвал из его лапы многострадального василиска и вернул девочке.
— Девчонку не замай! Не по-мужски это.
— Спасибо тебе, — произнёс Арчен.
— Ишь, ты, какой мы вежливый! — пропел Никол. — Посмотрим, как ты будешь благодарить, когда станем тебе чистить морду. Но сначала деньги на кон, всё, что осталось.
— А не пошёл бы ты задней тропкой? Тоже нашлись храбрецы, семеро на одного, да ещё с палками. Не стыдно так воевать?
— Правда за того, кто сильней. Сильней мы, поэтому нам тебя бить не стыдно.
Такая перепалка могла продолжаться довольно долго, прежде чем кто-то распалится настолько, что ударит первым. Но Арчен, у которого обе руки были заняты, громко объявил: