Идут, словно никакого заклятия на них не наложено. Не понимают железные дураки человеческого обращения.
— Арчен, что с ними делать-то?
— Как дойдут до красного камня, — зло ответил Арчен, скидывайте на них брёвна из заплота, а потом, прежде чем они поднимутся, спускайтесь и бейте их голыми руками. Небось, знаете, железо рукам волшебника поддаётся.
— Ну, ты сказанул! Где брёвна для заплота взять? Брёвен-то нету.
— Я их, что ли спёр? Кто их украл, тот пусть вас и выручает.
— Не, серьёзно, что делать-то?
— Делать надо было год назад. А сейчас вам остаётся прямо тут помирать или бежать в лес и помирать там.
Арчен повернулся к Крин, которая пришла вместе с ним, и прошептал в самое ухо:
— Беги к матери, быстро собирайтесь и уходите в лес, где у меня заимка сделана.
— А ты как же?
— Я приду попозже. Сначала погляжу, что здесь будет делаться. И ещё Кудрю надо выручать. Видишь, Кудри нет. Боюсь, как бы его отец не запер.
Крин убежала. Арчен попытался выворотить из земли обломок скалы, затем — другой. Наконец, один камень поддался его усилиям и покатился по склону. Големы легко уклонились от помехи.
Арчен оглянулся и увидел, что над кручей он остался один. Доблестные защитники селения разбежались кто куда. Там, где оказалось невозможно добыть победу колдовством, чародеи оказались попросту бессильны.
Арчен развернулся и побежал к дому водяника Клаза.
Впервые за много сотен лет враг ступил на земли селения.
Увидав, что над обрывом исчезла шеренга защитников, полезло на откос и основное войско. Пехотинцы в пузатых кирасах, с алебардами в руках… ох, сколько этого металла ржавеет в Трофейной свалке! Но теперь настал их час. Многие воины несли заранее зажжённые факела — излишняя предусмотрительность, потому что даже крытые соломой хижины были заговорены от огня и не желали загораться.
Обыватели чародейного селения разбегались, не выбирая пути, хотя большинство пряталось по домам, уверенные, что уж там их никто не достанет.
Первый дом, стоящий на пути гигантов, принадлежал Баруну, и был построен ещё его родителями. Надёжно построен, на века, что и позволяло толстяку целыми днями сидеть на завалинке и благодушно взирать на долину, простиравшуюся внизу. Казалось конца не будет немятежной жизни, но вдруг выросла как из ниоткуда высоченная фигура в отблесках воронёного металла. Боевой молот в одной руке, непредставимо длинный махайр в другой. Скрежет, скрип, мёртвый посверк пиропа, вставленного в глазницу. Голем шёл убивать.
— Пошёл вон! — заверещал Барун. — Я не воюю! У меня обед стынет!
С неожиданной ловкостью Барун вскочил и юркнул в дом. Голем совершил ещё два шага. Молот обрушился на резную красоту дверей. Голем шагнул внутрь.
— Куда прёшь, идол проклятущий? Шоб тебе ни дна, ни покрышки!
Это уже голос Каптины, жены Баруна и вечной, по его словам поварихи. Страшная штука, бабское проклятие, редкий маг сможет уклониться от него. А железному дураку до такого шума дела нет. Какое ему дно, какая покрышка? Будет железина двигаться, покуда действует в нём вложенная мастером механическая сила, а потом замрёт, и лишь драгоценный камень в глазнице станет манить случайного мародёра.
А пока из дома донеслись два мокрых хлюпающих удара, и голем показался снаружи. С молота часто капало красное, не то стылая кровь, не то горячий борщ.
Не дружи с соседом, дружи через соседа. Барун и Хель соседи, потому и враги. А голем на их долю достался один.
Хель, красный от натуги, волочёт на плечах бревно, то самое, с меткой, что когда-то выдал для строительства заплота, а ночью прибрал назад.
— Стойте! Вот бревно, я несу!
Кому нужно сейчас это бревно? Раньше надо было думать, не весной, а осенью.
Легко взлетает стальной молот, бревно мягко падает на то, что только что было Хелем и, разумеется, никуда не катится. Куда катиться на ровном месте?
В доме ругательница Мая дрожит, зарывшись в какую-то рухлядь. Куда девалось хвалёное умение выкрикивать проклятия? Страх перехватил горло, ни звука не вылетает наружу. Одна мысль: скрыться, стать незаметной. А толку? Не сейчас, так чуть погодя, найдут и распластают, словно покупного ягнёнка на разделочной доске.
Дом Палоша, того самого, что не пришёл на битву, вызвав неудовольствие сельчан. Дверь распахнута, внутри тишина. Голем без тени сомнения, которого он не может испытывать, шагает внутрь. Свист клинка сливается с ударом молота по мягкому. В следующее мгновение голем спиной вперёд вылетает из хижины. Неспешно поднимается и вновь пытается войти. На этот раз вылетает ещё быстрей.