Утром Пася проснулась резвой, как птички, что щебетали в долине.
Арчен, который с вечера переел незнакомых яств, побаивался, что и утром продолжится праздник живота, но всё было более чем скромно. Блюдца с сухариками, наподобие тех, что подавались к пиву в волшебной лавке, и два кувшина с тонкими носиками. В одном — горячее молоко, в другом жидкость чёрного цвета.
— Что это? — спросил Арчен, с недоверием понюхав незнакомый отвар.
— О!.. — ответил повар, самолично явившийся прислуживать гостям. — Это великий секрет. Тайна этого напитка принадлежит нам. Только при дворе сияющего барониссимуса могут готовить его.
Пася безо всякого пиитета ухватила малый кувшин, плеснула в чашку, понюхала.
— Тоже мне, тайна! Арчи, помнишь, когда мы сюда шли, вдоль дороги цветочки росли синие?
— Может быть… — сказал Арчен, который присматривался к чему угодно, но не к цветам. Это Пася не пропускала ни единой травки, каждую сорвала, понюхала и на зуб попробовала.
— Ой, ты, наверное, с цикорием путаешь, он тоже синий. А это — мышиный горошек, такой вьющийся. И если у него семена собрать, хотя они твёрдые и горькие, я пробовала, так вот, их потом обжарить в сухом жару и размолоть, то их можно заваривать и пить. Можно так просто, можно с солью и жгучим перцем, а всего лучше с мёдом и молоком.
— Я, лучше, просто молочка попью, — заметил Арчен.
— Это потому, что ты не любопытен, — вынесла приговор Пася.
Затем она повернулась к повару и спросила:
— Я правильно ваш секрет разгадала?
— Мадмуазель чародейка, — с постной миной ответил кулинар. — От вас не может быть тайн.
— Не беспокойтесь, — сказал Арчен, бросив на Пасю многозначительный взгляд, — чародейки, даже самые юные, не разглашают чужие тайны.
Пася взгляд перехватила, поняла и прикусила язычок, готовый что-то разгласить.
Вошёл вчерашний царедворец. Вид у него был значительно лучше, чем вчера, действие панацеи было заметно с первого взгляда.
— Сиятельный барониссимус согласился дать вам аудиенцию.
«Ещё бы он не согласился…» — подумал Арчен и вслух сказал:
— Мы готовы.
Уже выйдя из пиршественного зала, Арчен негромко спросил:
— Простите, как я могу к вам обращаться? Вы не представились, и я не знаю, как вас зовут, и какую должность при дворе вы занимаете.
— Это не так важно. Зовите, как вам удобно.
Боится, — отметил Арчен. — Мама рассказывала, что многие из живущих в долине, верят, что если сказать колдуну своё имя, попадёшь к нему в рабство. Но я думал, что в такое верят только простолюдины. А оказывается, полководцы тоже бывают суеверными.
— Скажите, — произнёс Арчен, желая перевести разговор на что-нибудь безобидное, — а тот тип, что на меня с посохом бросился, он жив?
— Умер, — коротко ответил безымянный полководец. — Его сильно обожгло.
— Я этого не хотел, — сказал Арчен, но он объявил, что он колдун, и я ему поверил. Колдун от меня сумел бы защититься, ведь я бил в полсилы…
— А вам бы лучше этой ночью не совещания проводить, а выспаться как следует, — неожиданно встряла в разговор Пася. — Кризис у вас ещё не миновал, держитесь на одной лечебной настойке. Надорвёте сердце, чем лечить будете? Два раза настойку пить нельзя.
— Ничего, выдюжу. Вот Гармайзельд, тот, который вчера отказался пить ваш эликсир, помер этой ночью. Жаль, очень жаль. Но, с другой стороны, он был плохим казначеем, слишком часто путал государеву казну с собственным карманом. Теперь надо думать, кто сядет на его место. Претендентов много, и все голодные. А ваша чудесная лекарка советует побольше спать. Впрочем, мы пришли. Барониссимус ждёт.
Сияющий восседал на постели, обружённый горами подушек. Царственная морда была опухшей, не то от долгого сна, не то от последствий жёлтой чумы. Но струпья и корки были тщательно смыты.
— Это, что ли, горные колдуны?.. — просипел повелитель.
— Да, ваше сверкание. Они принесли лекарство, вернувшее вас к жизни.
— Знаю. А зачем тут девчонка?
— Это чародейская лекарка. Именно она пользовала вас вчера.
— Да, помню. Но девице здесь не место. Отведите её на женскую половину, там тоже есть больные. Пусть займётся ими.
— Не возражай, — молча приказал Арчен. — Меня на женскую половину не пустят, а ты всё высмотри, разведай, а потом расскажешь.
Пася поклонилась и вышла. Уж что-что, а разведывать и потом рассказывать она научилась много раньше, чем лечить.