— Не родился еще тот человек, чтобы меня напугать, — похвастался Кзума.
— Ешь, — сказала она.
Чуть погодя он поднял на нее глаза.
— Как тебя зовут?
— Элиза.
— Хорошее имя.
— Ты откуда родом? — спросила Элиза.
— С Севера.
— А у вас там красивые места?
— Очень красивые.
— Чего ж ты тогда оттуда ушел?
— Работы не было. А тут на рудник можно определиться.
Она замолчала. Ему хотелось поддержать разговор, но ничего не приходило на ум: она была до того красимая, что он онемел. Он поглядел на ее волосы — и руки сами собой потянулись погладить их. Она поймала его взгляд, и он снопа опустил глаза.
— Как тебе еда?
— Очень вкусная. Это ты готовила?
— Да.
Лия просунула голову в дверь.
— А она красивая, верно, Кзума?
— Очень красивая.
Лия прыснула, и грохнула дверью.
— Выпить хочешь? — спросила Элиза.
— Нет.
Элиза встала, убрала со стола. Кзума следил за ней — в комнате воцарилось молчание.
До них доносились едва слышные звуки пьяного веселья. Время от времени, когда пьяные уж слишком расходились, Лия наводила порядок.
— Помоги мне поставить машинку, мне надо кое-что построчить, — сказала Элиза.
Кзума вскочил, поднял машинку, и острая боль стрельнула в левое плечо.
— Тебе больно? — сказала Элиза.
— Ерунда, — сказал он.
— Дай посмотреть.
— Ничего серьезного.
— Раз так, дай посмотрю.
— Это меня полицейский огрел дубинкой.
— Садись сюда.
Она расстегнула ему рубашку. На левом плече лиловел огромный синяк.
— Надо растереть, — сказала Элиза.
Вынула баночку с мазью, растерла ему плечо. Какие у нее мягкие, нежные пальцы! Кзуме захотелось, чтобы она как можно дольше не отрывала их.
— Ты добрая, — сказал Кзума. — Добрая и красивая.
— А тебе тут одиноко, — усмехнулась она.
Оба снова замолчали, но молчание больше не тяготило их. Как не тяготил и шум, доносившийся со двора. Она протянула ему сигарету, закурила сама, поглядела ему в лицо и фыркнула.
— Ты что, никогда не видел, как женщины курят?
— Видел, только они были белые.
Она вдела нитку, и машинка застрекотала. Ее негромкое жужжание действовало успокаивающе.
— Расскажи мне, откуда ты родом, из какой семьи, — попросила Элиза.
— Мои родные места далеко-далеко, — сказал он. — Там между двумя горами течет река, а уж какая тишина, какой покой. Не то, что здесь. Когда я вспоминаю родные места, меня тянет вернуться туда. Раньше у нас было много скота, а теперь чуть не весь скот пал, и земля стала плохо родить. У меня там отец, а еще брат и сестра. Они моложе меня.
— А мать?
— Она умерла.
— Ты вернешься туда?
— Вернусь.
— А город тебе нравится?
— Пока не разобрался.
— Лии ты пришелся по вкусу. Она только о тебе и говорит.
— Она добрая, но ее не поймешь.
— Она не только добрая, она еще и хорошая.
— А тебе, видно, она тоже нравится. Кем она тебе приходится?
— Она мне тетка, сестра моей матери. После смерти матери она взяла меня к себе, определила в школу, и я выучилась на учительницу. А ты ходил в школу?
— Нет, в наших местах школы не было.
Элиза кончила шить, закрыла машинку футляром.
— Пошли погуляем. Я тебя в такое место отведу, где ты почувствуешь себя совсем как на родине.
И вот позади осталась Малайская слобода, остались толпа, брань, драки, мало-помалу уличный шум стал слабеть, и вскоре они различали лишь смутный гул.
А еще чуть погодя они уже ступали по траве.
— Как здесь тихо! — сказала Элиза.
— Почти как в деревне, — сказал Кзума.
— Когда мне надоедает городская суета, я иногда прихожу сюда, — сказала Элиза.
— До чего легко здесь дышится.
Они сели на траву.
— Вон там город, — показала Элиза.
На востоке высились сумрачные махины домов, мерцали огоньки.
— Когда глядишь на город, чувствуешь себя особенно одиноким, — сказал он.
Элиза растянулась на траве, подложила руки под голову.
— Люблю смотреть на звезды, — сказала она.
Он повернулся к ней.
— Ты красивая.
— Просто тебе одиноко, — усмехнулась она.
— Зачем ты так говоришь?
— Потому что это правда.
Он чувствовал, что их разделяет какая-то преграда, Которую ему не попить и не преодолеть, и отвернулся от пес. Па западе возносили к небу свои темные вершины горы. Округлые громады сужались кверху, завершаясь игольно-острыми пиками.
— А это что такое?
Элиза приподнялась и тоже посмотрела на запад.