— Да. Хочу поездить по деревням.
— Хорошо. Только постарайся особенно не задерживаться. Работы у тебя непочатый край. Эди посвятил тебя в наш план? Несколько недель ты будешь заместителем министра, а затем я устрою смену министерских постов. Теперь хоть есть кем заменить. Вначале у нас совсем не было людей. Я уж подумывал, не предложить ли министерский портфель Эндьюре.
— А как насчет Тома?
— Ты ведь сам догадываешься.
— Что он собирается уезжать? Да, об этом я догадался. Но по доброй ли воле? Он в совершенном отчаянии.
— Знаю. Мы же с ним были вместе последние недели. Я пытался уговорить его остаться.
— Но сам ты не очень этого жаждешь?
— Он меня довольно часто ставил в неловкое положение. Тем не менее попробуй убедить его. Задержи его здесь, если тебе хочется.
— Неужели нельзя подыскать ему ничего подходящего?
— Я подумывал о руководящем посте в партии, но очень уж он бестактен. Не успел приехать, как сразу выложил перед всеми свои взгляды и убеждения. Теперь те, кто стоит за племенной уклад, и слышать о нем не хотят. А на них все держится. Все очень сложно, Мэби.
— Я начинаю понимать, — сказал Мэби и прибавил про себя — И ты снова начинаешь мне нравиться.
— Я рад, что ты приехал, Мэби, — сказал Удомо. — У нас впереди адова работа… Пойду-ка я назад к вождю. Надеюсь, что проклятое пиршество скоро кончится. У меня слипаются глаза. За последние трое суток я спал не больше шести часов.
— Я попробую намекнуть ему, — сказал Мэби.
Удомо улыбнулся — печально, виновато.
— Мэби, если бы только я мог взять назад то, что случилось в Хэмстеде…
Лицо Мэби стало непроницаемым. Удомо круто повернулся и пошел обратно к вождю.
«Этого нам не дано, — с горечью подумал Мэби, — нет, не дано».
Его поманил вождь. Мэби подошел к ним.
— Прошу извинить переход на личные темы, — сказал по-английски Удомо.
— Роскошь для нас непозволительная, — горько заметил Мэби.
— Ты еще убедишься, до какой степени это справедливо, — тихо ответил Удомо.
— О чем вы говорите? — спросил вождь.
— Премьер-министр заканчивает свою поездку. Много ночей он совсем мало спит. Я спросил его, не хочет ли он пойти спать. Он ответил, что, пока пир не кончен, он не уйдет, несмотря на усталость. Он не хочет обидеть вас. И не хочет, чтобы я сказал вам об этом. Вот почему мы говорили на языке белых.
— Мои друзья чересчур обо мне заботятся, — улыбнулся Удомо.
— Значит, это умные и преданные друзья, — сказал вождь. — Человек, который несет на плечах тяжелый груз, должен беречь свои силы. Сейчас я прикажу окончить пир. Мой народ убедился, что ты чтишь наши законы и обычаи. Пусть сын наших гор, сын нашего племени правит страной вместе с тобой.
— Ты добр и мудр, — сказал Удомо.
Вождь встал и хлопнул в ладоши. Наступила тишина…
В тот самый вечер в Куинстауне беседовали губернатор и начальник его канцелярии.
— История с Мхенди — первое серьезное осложнение во внешней политике, которое придется расхлебывать нашему премьер-министру, — говорил Джонс. — Как вы думаете, что он предпримет?
— Я бы дорого дал, чтобы знать, — ответил Росли. — Если сообщения из Плюралии верны хотя бы наполовину, Мхенди заварил там хорошую кашу. И знаете, Джонс, как лицо сугубо частное, скажу— помогай ему бог! Белые колонисты Плюралии заставляют меня стыдиться цвета моей кожи. Я был там и воочию убедился, что такое цветной барьер. Хорошо нам рассуждать о демократических странах, входящих в Содружество наций. Э-э, да что там! Вы, наверное, и сами знаете.
— Знаю. Я был там, — сказал Джонс. — На мой взгляд, обстановка в Плюралии усугубляется еще и тем, что ее коренное население по меньшей мере на сто лет опередило панафриканцев в смысле освобождения от деспотизма племенных вождей. Белые Плюралии сами готовят себе варфоломеевскую ночь. И если уроки истории что-то значат, они ее дождутся.
— Лично я оплакивать их не буду, — сердито сказал Росли.
— Но что же мы все-таки предпримем?
Росли подавил раздражение и улыбнулся.
— Простите, Джонс. Это один из тех случаев, когда мне просто ненавистно мое губернаторство. А нам обязательно нужно что-то предпринимать?
— Боюсь, что да. Лондон требует обстоятельного доклада.
— Ответьте, что мы не располагаем никакими сведениями.
— Не пойдет.
— Почему?.. Ах да, черт возьми! Помпезная встреча, фотографии на первой странице партийной газеты. Глупо! Совсем не в духе Удомо.
— Уверен, что он тут ни при чем. Чтобы добиться главного, ему приходится кое в чем уступать.