Дладла, ухмыляясь, рассекал воздух ножом. Молодчики подступали все ближе. Кзума отпрянул, стал шарить за спиной чем бы отбиться.
— Держи, — услышал он женский голос, и в руку ему сунули дубинку. Он узнал голос Лины.
— А ну подходи! — заорал Кзума, занося дубинку над головой.
— Оставь Дладлу, я сама с ним расправлюсь! — крикнула Лия.
Дладла отступил назад. Кзума шагнул к Дладле.
— Нет! Я сама с ним разберусь. Ты займись теми двумя.
Лия неспешно вышла вперед — руки в боки, на губах кривая усмешечка. Народ расступился, отодвигаясь все дальше, пока они не остались в центре кружка. Один из прихвостней Дладлы перевел взгляд на Лию; воспользовавшись этим, Кзума огрел его дубинкой. Молодчик рухнул, даже не пикнув. Второй рванул к калитке, но ему преградил путь высоченный парень, только что вошедший во двор. Ухватил молодчика за горло да как тряханет.
— Меня зовут Й. П. Вильямсон, и я тебя одной левой уложу, сукин ты сын! — ревел верзила.
— Йоханнес! — крикнула Лина. Не ослабляя хватки, верзила обернулся к ней. — Не убивай его, тебя посадят!
— Одной левой уложу сукина сына, — бушевал Йоханнес.
— Не смей! — цыкнула на него Лина, не терпящим возражений тоном.
Ворча себе под нос, Йоханнес отпустил молодчика— тот повалился на землю и затих.
— Ступишь еще шаг — зарежу, — грозился Дладла, пятясь от Лии.
— А сейчас и второго уложу, — ревел Йоханнес, надвигаясь на Дладлу.
— Я сама с ним расправлюсь, — сказала Лия.
Йоханнес отступил.
— Ни шагу дальше, женщина! — надрывался Дладла.
Лия шагнула вперед. Дладла полез на нее с ножом, но Лия успела перехватить, отвести его руку. Дладла все еще порывался полоснуть Лию по плечу, но ее руки сжимали его как тиски.
— Ну что, слабо? — прошипела Лия и — как боднет.
Из носа Дладлы хлынула кровь. На лбу, на шее веревками натянулись жилы — он из последних сил гинул руку с ножом к Лииному плечу.
Намертво сцепившись, Лия и Дладла раскачивались из стороны в сторону. Дладла тужился опрокинуть Лию, она сопела, но мало-помалу отгибала его руку назад. Все дальше, дальше и дальше. Крупные бисерины пота усыпали лоб Дладлы. Лицо его исказилось от боли. Но вот послышался вопль, и Дладла поник. Нож выпал из его пальцев.
Лия разжала руку, и Дладла осел на землю. Окинув его презрительным взглядом, Лия плюнула, задрала ногу и пнула Дладлу в лицо.
— Не надо! — вырвалось у Кзумы.
Криво усмехнувшись, Лия отвернулась.
— Уберите эту погань, — приказала она.
Элиза взяла Кзуму за руку.
— Пошли, я помогу тебе смыть кровь.
Она принесла миску с водой, обмыла ему рану.
— Порез неглубокий, — сказала она, — но надо его зашить, иначе кровь не остановится.
— Не стоит, — отнекивался он.
Но Элиза уже тянула его за собой.
Через час они вернулись. Им удалось разыскать врача, и он наложил Кзуме швы.
Двор уже опустел. Опустел и дом. В доме остались только верзила Йоханнес и Лина. В воздухе стоял тяжелый пивной запах.
— Сильно тебя поранили? — спросила Лия.
Кзума покачал головой.
— Йоханнес работает на рудниках, — сказала Лия. — Он тебе поможет устроиться, верно, Йоханнес?
— Меня зовут Йоханнес П. Вильямсон, и я не я, если не помогу ему, — ответил Йоханнес.
Опора ввела за руку Папашу. Он проспался, хмель явно выветрился из его головы.
Кзума пригляделся к Йоханнесу. С виду Йоханнес бы и цветной как цветной, но и говором, и повадкой больше походил на черного. А ледащая Лина, хоть она и цветная, видно, души в нем не чаяла — это и слепому видно.
Лия поглядела на Кзуму, потом перевела взгляд на Элизу, и лицо ее расцвело улыбкой.
— Он потерял много крови, — сказала Элиза.
— Пусть он идет спать, — сказала Лия, — а ты помоги нам вынести бидоны и прибраться, чтобы поутру, когда заявится полиция, все было шито-крыто.
Элиза кивнула, и они пошли к ней. Лия присела на стул.
— Ты располагайся здесь, а Элиза поспит одну ночь у меня… Ну как, согласен?
— Согласен.
— Есть хочешь?
— Нет.
— А пить?
— Тоже нет.
— А ее не хочешь?
— Не дури, — сказала Элиза.
Кзума молчал. Лия вздохнула и засмеялась. Тут Кзума вспомнил о деньгах, которые ему передала Опора, и вручил их Лии. Она встала, хлопнула его по спине и двинулась к двери, но на пороге остановилась, кивком головы показала на Элизу.
— Ты ей по сердцу пришелся, только она дуреха. А все из-за того, что в школу ходила. Ты ей люб, но ей вынь да по ложь такого, чтоб и книжки читал, и говорил, и одевался, как белый, и нацеплял на шею тряпку, которую белые галстуком зовут. Не будь дурнем, бери ее силком, — фыркнула и вышла из комнаты.