— Нам не о чем говорить.
— Черт бы тебя побрал, — вспыхнул Удомо. — Разнюнился, как плаксивая баба. Ты, может, думаешь, что я с радостью пошел на это? — Голос его дрогнул. — Я не мог иначе! Не мог! Личные чувства не должны мешать нам исполнять свой долг. Долг по отношению к Африке! К ее народу! Моему народу и твоему! К ее будущему! Подумай об этом, Мэби…
— Ты кончил?
«Он слишком ненавидит меня», — подумал Удомо.
— Ладно. Но ты понимаешь, что в стране тебе оставаться нельзя?
Горькая усмешка покривила губы Мэби.
— Можешь не бояться — болтать я не стану.
Удомо невесело улыбнулся:
— А если и станешь, кто тебе поверит? Во всяком случае, я найду способ заставить тебя молчать. Ты, надеюсь, не думаешь, что я позволю тебе загубить все мною сделанное. Я любил Мхенди. Тебя я не любил никогда.
— Я бы хотел повидать своих перед отъездом. Ты не можешь запретить мне сделать это.
— Не могу? Ты улетишь первым самолетом. Кажется, сегодня вечером есть рейс. Ты уедешь лечиться. Вчера вечером у тебя был острый приступ безумия. Твой слуга, если надо, подтвердит это. Ты будешь отсутствовать очень долго, так долго, что в конце концов мне придется передать твое министерство кому-нибудь другому.
— И ты не боишься, что я расскажу обо всем в Англии?
— А что ты можешь сказать? Какие у тебя доказательства? Не забудь, что у тебя был приступ. Этим можно многое объяснить. Но ты не станешь болтать, Мэби. Ты ведь тоже хочешь быть патриотом, но желаешь при этом уберечь свою драгоценную душу. Ты прекрасно знаешь, что я не мог иначе. Но тебе лишь бы самому рук не замарать. Грязную работу пусть делает подлец Удомо. Тоже мне «оплакиваю Мхенди»! Очень ему это нужно! Ладно, уезжай, Мэби, — блюститель нравственности! Мне некогда сочувствовать тебе. Я должен делать дело. Смотреть на тебя тошно! Уезжай… — Он пошел к своему столу и сел.
Мэби сделал несколько шагов к двери.
— Мэби!
Мэби остановился и ждал, не поворачивая головы.
— Можешь ненавидеть меня, сколько душе угодно. Но ведь это твоя страна! Африка! Останься и помоги мне — ради нее…
Мэби взялся за дверную ручку.
— Тогда убирайся, идиот проклятый! — взорвался Удомо.
Дверь за Мэби захлопнулась. Некоторое время Удомо сидел, глядя на дверь. Затем открыл ящик, достал коробку сигарет. Откинулся на спинку кресла и глубоко затянулся. Надо чем-то успокоить нервы. Он понимал, что рано или поздно начнет пить, чтобы забываться хоть на время. Рано или поздно. Чем позже, тем лучше… Управлять страной — не в бирюльки играть. Каким бы помощником был Мхенди, родись он в Панафрике, а не в Плюралии… Боже, как я устал… А впереди столько дел. Нелегко на своем горбу тащить страну через огромную пропасть, отделяющую вчерашний день от сегодняшнего…
Он потушил окурок и позвонил секретарю.
«Если бы со мной была Лоис, какое это было бы счастье», — успокаиваясь, подумал он.
Селина, Эдибхой
Удомо нажал на гудок и подождал. Молодых людей, которые по ночам охраняли его резиденцию, нигде не было видно. Он снова дал сигнал. Куда они делись? А может, Селина и партия решили, что больше нет необходимости охранять его дом? Интересно будет узнать — почему.
По темной аллее прибежал старший слуга и открыл ворота. Удомо въехал в сад. Слуга запер за ним ворота. Удомо вылез из машины и быстро зашагал по ступенькам крыльца в дом. Слуга что-то крикнул ему вслед, но он не расслышал. Он вошел в гостиную и остановился в дверях как вкопанный. В гостиной сидели Эдибхой и Селина. Очевидно, они уже давно ждали его. Он заставил себя улыбнуться. Их лица остались бесстрастными. Селина в упор смотрела на него. Эдибхой сначала избегал его взгляда, потом поднял глаза, и едва заметная улыбка мелькнула на его лице.
«Как он разжирел, — подумал Удомо. — Не в меру ест, не в меру пьет». И снова — в который раз — отметил про себя, как неприятен стал ему Эдибхой. Он вынул из кармана сигареты и медленно прошел в комнату. Взгляд Селины скользнул по портсигару, затем снова остановился на его лице. Он сел напротив них.
— Ты не ждал нас? — сказала Селина.
— Уже поздно. — Он посмотрел на часы. — Скоро час.
Вошел слуга.
— Можно предложить вам что-нибудь? — спросил Удомо.
— Мне ничего не надо, — сказала Селина.
— Мне тоже, — проронил Эдибхой.
«Значит, дело серьезное», — подумал Удомо.
— Можешь идти спать, — сказал он слуге.
Они подождали, чтобы слуга ушел, затем Селина спросила: