— И тебе лучше будет смириться поскорее, иначе… Не получишь удовольствия!
Раскатистый хриплый смех растворился в шуме листвы где-то за дверьми дома. Где-то далеко, вместе с девичьим телом, которое я обещал защищать. А мне ведь нужно идти следом…
За ней.
За ним.
За ними.
Пол не желал расставаться с моим лицом: удалось лишь немного приподняться, чтобы не елозить носом по шершавым доскам. Ноги не слушались. Не желали отталкиваться. Оставались лишь руки, пальцы на которых согнулись один раз и больше не могли изменить свое положение.
Больно не было. Ничуть. Но ощущение сознания, отделяющегося от плоти все дальше и дальше, оказалось намного омерзительнее нытья всех ран, что я получал прежде. Меня словно свежевали, не удосужившись сначала убить. Слой за слоем медленно снимали сначала кожу, а потом принялись за мышцы. За каждое волоконце…
В саду дело пошло живее. Наверное, потому, что крюками занемевших пальцев удавалось цепляться за дощечки дорожки. Иногда вырывая их с корнем из земли, в которую они были старательно вдавлены, но чаще помогая продвигаться вперед. Куда именно, я уже не видел: перед моими глазами почти сразу же после порога наступила ночь. Пронизанная звездами, не дававшими света.
Кафтан держался недолго, до первой пуговицы, отлетевшей в сторону. Потом распахнулся совсем, оставляя между моей грудью и землей только тонкое полотно рубашки. Конечно, его хватило ненадолго. Наверное, всего на несколько шагов, для меня показавшихся милями. А зелени вокруг явно становилось все больше и больше…
Она обступала со всех сторон. Лезла в лицо. Хваталась за руки, за полы одежды, за щиколотки, тормозя мое и без того не слишком быстрое движение. И в какой-то момент я понял, что добрался до своего предела.
Говорят, умирать лучше всего, глядя в небо. Чтобы встретиться взглядом с богами за мгновение до того, как душа отлетит ввысь. Я не верил в эту чепуху и не понимал ее смысла, но все же собрал последние силы, чтобы перевернуться.
Зрение так и не вернулось, но если под спиной была земля, то где-то в противоположной стороне явно должно было находиться небо. И наверное, на нем было солнце. Такое же душное, как в Катрале, иначе почему моя глотка начала вдруг так стремительно пересыхать?
И оно с каждым вдохом жарило все сильнее. Так сильно, что где-то поблизости, наверное, всего лишь в шаге от меня разгорелся костер. По крайней мере, дрова затрещали. Много-много крохотных дров.
Шаг третий
Где-то здесь…
Большую часть года отроги Микана — хмурое место. Место существования всего двух цветов, серого и желтого, неравномерно смешанных друг с другом. И даже весна рассыпает на скалах все те же бледно-желтушные или грязно-белые чахлые бутоны. Только лето приносит с собой подобие зелени, напоминающее о том, что далеко внизу, за покатыми склонами и осыпающимися шрамами расселин ярко живет совсем другой мир, наполненный красками, ароматами, чувствами и людьми.
Коротких месяцев никогда не хватает на то, чтобы вырастить хоть какую-нибудь пищу, не говоря уже о запасах на голодную зиму, поэтому время от времени приходится спускаться в долину или ждать, пока до тебя не доберется кто-то из добрых соседей с осликом, навьюченным долгожданными тюками. Но можно жить и иначе. Жить в строгости, скупости и смирении, как жила здесь уже многие десятилетия тихая приветливая женщина, не ищущая общества, но и не чурающаяся общения, если случайный путник вдруг свернет с перевала на узкую тропку, ведущую к полуразвалившейся башне.
Когда-то давно и в этих краях гремели войны. Не слишком кровопролитные, потому что враждующие армии состояли не из пришлых наемников, а из местных жителей, которые, конечно, горели желанием защитить свой дом от врага, но поголовно умирать не собирались. В те времена отроги Микана и обзавелись дозорными башенками, наполовину высеченными в скале, наполовину сложенными из наспех тесанных камней. Памятники древних войн были похожи друг на друга, как близнецы, и сейчас даже старожилы не взяли бы на себя смелость сказать, какие кому принадлежали. Да это было и неважно, потому что некогда враждовавшие между собой племена давно уже слились воедино собственной нуждой и заботами Дарохранителя. А если все вокруг друзья, беречь и беречься больше не нужно, поэтому вот уже пару столетий подряд никому не было дела до цепи неуклюжих строений, оплетающей горные отроги. И любой желающий или нуждающийся легко мог занять пустующую башню, как и сделала Янна Лири да-Дрокк.
Она пришла в этот мир через «врата мечты», благоговейно распахнутые для нее учениками и соратниками, но поначалу показавшиеся чуть ли не эшафотом. Наверное, нужно было остаться, нужно было мягко, но решительно отринуть навязанные решения и принять свою судьбу. Сдаться в руки Крыла искупления и молить Всеединого о милости умереть легко и быстро.