Выбрать главу

Дозорная башня в Микане нашлась не сразу: прошло много долгих лет и мучительных поисков ответа на вопрос, терзавший Янну с момента появления в чужом мире. Что дальше? Странствовать из тела в тело, наблюдая за тем, как рождаются и умирают люди и страны? Вечно брести откуда-то и куда-то, не зная покоя? Последнее было непосильно без отдыха, и эсса Лири приняла за божий знак однажды появившиеся на горизонте горы, не обремененные ни растительностью, ни шумными человеческими поселениями. А потом ей, словно в награду за веру и послушание, был явлен знак второй.

Маленький мальчик, скорее всего, отстал от обоза, переваливавшего через Микан, и наверняка замерз бы среди обжигающе ледяных камней, если бы в тот день Янну не поманило за собой странное желание осмотреть окрестности башни. Погода была не самая подходящая для прогулок, начиналась метель, но женщина все равно покинула толстые стены своего укрытия, чтобы нежданно-негаданно не просто спасти безвинную душу, а найти смысл жизни на чужбине.

Всмотревшись в юное лицо, эсса Лири вдруг вспомнила себя и свое собственное детство, счастливое не только любовью родителей, но и трепетной верой. А вспомнив, поняла: вот оно, то предназначение, что привело ее сюда.

Каждый верующий хранит в своей душе отсвет божественной сути. И каждый, умирая, раскрывает свою шкатулку, озаряя мир. На мгновение. На краткий вздох. В том мире, забывающем имя Всеединого. Но в этом…

Тогда она чуть не задохнулась от глубины и дерзости святотатства, что собралась совершить, однако всем заимствованным телом и всей сбереженной душой поняла: да, все должно быть именно так. Должно стать таким. Иначе судьба и Провидение божье не заставили бы свою покорную слугу перешагнуть границу миров.

За то долгое время, что Янна потратила на странствия из тела в тело, она волей-неволей наблюдала, сравнивала, размышляла, подбираясь все ближе к пониманию всех сторон сделки, заключаемой между человеком и демоном. И когда определилась цель, эссе Лири оставалось сделать несколько шагов из спутанной травы обочины на твердую и прямую дорогу. Спасенный мальчик превратился в орудие. Правда, даже в глубине души женщина, ставшая для него матерью, наставницей и духовной возлюбленной, не признала бы, что считает ребенка лишь средством исполнения собственного намерения.

Она заставляла его желать, то исподволь, то напрямую, впрочем, никогда не переходя грань между наставническим поощрением и открытым принуждением. Она умела вдохновлять, хотя никогда этому не училась. И ничего удивительного не было в том, что мальчик, который вот-вот должен был стать мужчиной, видел в своей спасительнице много больше, чем показывали ему глаза.

А между тем то же время, что превращало ребенка во взрослого человека, не щадило и плоть женщины, пришедшей к отрогам Микана уже далеко не юной девочкой. Эсса Лири знала о приближении смерти, но не боялась, как многие ее сверстницы, а, напротив, ждала с нетерпением. И сегодняшний рассвет встретила лицом к лицу, пусть ноги уже еле держали немощное тело.

Сегодня.

Пора.

Медлить дальше — преступление против бога.

— Как вы, матушка?

Он подошел и осторожно обнял ее за плечи, касаясь так невесомо, как только мог.

— Все хорошо. Все будет хорошо.

— Вы кашляли ночью.

Скорее, боролась с собственным телом, отказывающимся дышать. Время, отмеренное ей, истекло, и Янна не жалела ни об одной прошедшей минуте.

— Он звал меня к себе.

Его пальцы, лежащие у нее на плечах, болезненно вздрогнули, и эсса Лири, собрав остатки сил и торжественно выпрямившись, повернулась к своему воспитаннику:

— Этого не нужно бояться. На все воля божья.

— Я не хочу отпускать вас! — выпалил он, встряхнув черными как смоль кудрями.

Янна с трудом поборола в себе желание сказать: «Ты и не отпустишь». Улыбнулась. Провела морщинистой ладонью по густым волосам юноши.

— На все воля божья.

Он послушно опустил голову.

— Обними меня. Крепко.

Кости едва не хрустнули под сильными руками, сжавшими старческое тело, но эсса Лири даже порадовалась боли, ненадолго вернувшей прежнюю остроту ощущений.

— Вспомни, о чем я тебе рассказывала все эти годы. Вспомни о Всеедином. Представь себе все его могущество и милосердие…

Она говорила и говорила, произнося лучшую проповедь в своей жизни, вот только голос, натруженный прошедшими годами, звучал все тише и тише, пока не превратился в шепот. И все же его силы хватило, чтобы вложить в уши, а через них и в сердце юноши желание. Главное и единственное.