Окинув победным взглядом секретаря комсомольской ячейки Трефила Петухова, Груня пошла к столу и села рядом с хозяйкой.
Во время беседы Вениамину Ильичу помогали и другие комсомольцы. Они то читали за него выдержки и объясняли, как надо правильно понимать их идейный смысл и значение, то прикалывали к стенке различные диаграммы, то под его диктовку писали примеры, цифры.
Внимательно наблюдавшего за беседой Селифона Адуева поразило разнообразие примеров, помогающих раскрыть сложную, трудную тему со всех сторон.
Вениамин Ильич продиктовал новый пример:
— «Фермер Кейнс из штата Айовы продал в Чикаго на рынок теленка весом в 100 фунтов по 2 цента за фунт.
Кейнс должен был получить за него 2 доллара, но расходы по продаже составили:
Перевозка на грузовике — 50 центов
Железнодорожный фрахт — 45 центов
Сборы на скотопрогонный пункт — 25 центов
Комиссионных — 55 центов
Фермерскому кооперативу — 20 центов
Итого — 1 доллар 95 центов
А теленка — как не было!»
Со слов Рахимжана ребята записали довоенный годовой пастушеский заработок и рядом количество хлеба, мяса, меда, овощей и денег, полученных им в этом году на трудодни.
«Вот почему идут коммунисты без зову к Татурову на учебу: интересно, не скучно», — подумал Селифон.
А Вениамин Ильич уже говорил об электрификации:
— Большевики умеют дальше и лучше видеть будущее. Мы мечтаем о строительстве гидроэлектростанции. Секретарь райкома товарищ Быков говорит о том же, наша Черновая не дает ему покоя. Грош нам будет цена, если эту мечту мы не обратим в жизнь. Мы должны заставить Черновую пахать нашу землю, молотить наш хлеб, пилить наш лес, доить коров, стричь овец на фермах, варить нам пищу, стирать наше белье, освещать, обогревать наши дома, двигать моторы наших ремонтных мастерских, работать так же исправно, как работают сотни наших людей, тысячи человеческих рук. Если мы хорошо подготовим народ, на стройку электростанции пойдут не только все мужчины, но и женщины, и старый, и малый…
Ровный, спокойный всегда Вениамин Ильич сильно переживал то, что рассказывал. Это было заметно по его лицу.
— Кто скажет, что мы не сумеем оседлать реку вот этими нашими руками? — Вениамин Ильич выкинул широкие в кисти руки и потряс ими.
Аграфена перетирала стаканы и, затаив дыхание, слушала, что говорил ее Веня.
Наконец Вениамин Ильич поднялся и сказал:
— Однако хватит на сегодня…
Но еще долго не расходились. Вновь всем ближайшее будущее казалось заманчивым, как путешествие в сказочную страну.
Размечтавшиеся вслух комсомольцы говорили, что они на обоих Теремках поставят по огромной мачте и укрепят на них прожекторы такой силы, что свет их будет виден на сотни верст, что через пятилетку они будут летать на самолетах в Москву на все футбольные матчи.
Уже на улице, когда попрощались и стояли, не желая расходиться, к Трефилу подошла Груня и сказала:
— А ведь здорово: в Черновушке гидростанция! Теперь лопаты бы нам, а? Я бы, кажется, Теремок срыла…
Праздник Октябрьской революции в этот год праздновали в Черновушке необычно. С пятого на шестое ноября оттеплело, и снова повалил густой, мягкий снег. За ночь снегу выпало до полубока лошади.
Председатель сельсовета Кирилл Рожков собрал срочное заседание президиума.
— Как быть? Ежели еще хоть немного снегу добавит, сорвет демонстрацию: поутопим мы в снегу наших пионеров…
Адуев предложил проводить манифестацию на лыжах:
— В каждом дворе, худо-бедно, по три пары лыж имеется. Уж веселья будет!..
План Селифона был принят.
И действительно, более величественное и необычное для черновушан зрелище трудно было представить, когда сотни лыжников, колхозников и рабочих и служащих совхоза, в колоннах, с флагами и плакатами, под музыку двинулись к площади.
Собрались у братской могилы, увешанной свежими венками.
По пробитым лыжницам вслед за взрослыми подкатили школьники. Чтобы не заморозить ребят, речи решили перенести в клуб, на торжественное заседание.
С детства привыкшие к лыжам, горноорловцы чувствовали себя прекрасно. И только кубанцы-новоселы, сбившись в один ряд, чувствовали себя на «чертовых полозьях, як курица на воде».
Зато в клубе они оправились и сидели гордо и уверенно на первых скамейках, рядом со своими женами, статными, чернобровыми и белолицыми — «каждую хоть в Москву на выставку», — говорили о них в публике.