— Правильно говорил сейчас товарищ Адуев о растущем сознании колхозников, — начала Обухова. — Я хочу развить эту мысль несколькими примерами. Как-то в первомайские дни я полушутя, полусерьезно сказала, что недалеко уже то время, когда мы на собраниях в клубах будем говорить о музыке, о литературе, а не только о трудоднях и приплодах. Я считаю, товарищи, что время это не за горами. Потребность в этом растет. Не понимает этого только тот, кто не видит начавшегося массового роста новой, советской интеллигенции в нашей деревне. Ведь сегодняшняя Черновушка — не старая раскольничья деревня. И Советская Россия — не царская нищая Россия.
Обухова сделала шаг к краю сцены.
— Между нищей старой и Советской Россией такая же разница, как между сохой и трактором.
…Старая Россия. Сколько книг о ней прочел Адуев, сколько рассказов новоселов — выходцев из голодных губерний слышал он.
Закрыв глаза, Адуев увидел страну огромную и страшную в своем бесправии, темноте. По бесконечным взгорьям и излучинам речек протянулись обросшие мохом избы… Крошечные, подслеповатые оконца с радужными тусклыми стеклами. ВТ избах не продохнешь от смрада, сырости и угара. Жужжат веретена в неутомимых пальцах женщин, стучат деревянные станки — кросна.
С деревянной сохой, на выпаханной «неродимой» десятине, в муках жили и мужики-землеробы. О стране с жирной пашней, с вольными, «шелковыми» покосами грезили всю жизнь и, скрюченные трудом, зажав в одеревеневшую щепоть копеечную восковую свечу, с добрым, ясным лицом умирали…
Какие же орлы и на каких же могучих крыльях перенесли тебя, моя любимая родина, в счастливый век, где широкий, как и сама ты, человек живет и не наживется — уже и сто лет вот-вот стукнет, а все ему мало?! Где честный, трудолюбивый пастух так же славен и тою же наградою отмечен, как и первый твой маршал, ученый и поэт?!
Адуев открыл глаза. Обухова взволнованно говорила:
— Но и тогда передовые русские люди верили в великий наш народ. Искали выхода. И выход был найден гением Великой Октябрьской социалистической революции — Лениным, партией. — Марфа Даниловна точно переродилась вдруг, лицо ее вспыхнуло. — Наша партия — это ум, честь и совесть нашей эпохи.
Обухова передохнула.
— Вспомните, кто в старой Черновушке был проводником культуры в народ? Ханжа-уставщик Амос да полуграмотный пьянчужка-писарь. Даже учителя не было. Даже фельдшера не было!.. А посчитайте, сколько здесь у нас сегодня присутствует учителей, врачей, агрономов, зоотехников, механиков, инженеров-строителей! Эти люди посланы в Черновушку партией. А сколько партия даже и на такой окраине вырастила новаторов — передовиков социалистического хозяйства? Через год их будет вдвое больше. Каждый наш революционный праздник мы обратили в школу, в которой учимся один у другого. Неважно, если сегодня некоторые еще не поймут чего-то из сложных вопросов — завтра они их поймут и научат понимать других. Кто сделал это? Партия! Наша партия! Партия возвеличила труд. Научила людей борьбе за свое счастье. А что может быть выше и прекраснее? Идеи нашей партии ясны, как солнце. И какая еще партия, кроме нашей, пользуется такой любовью трудового народа на всей земле? Нет другой такой партии!
Марфа Даниловна так убежденно произнесла эти слова и так они соответствовали правде жизни, так верно выражали они чувства подавляющего большинства собравшихся в клубе людей, что восторженный треск ладоней и одобрительный гул, пронесшийся в помещении, заглушил ее речь. Она остановилась пережидая.
— Наша партия… — лишь только успокоились слушатели, не снижая голоса, вновь заговорила Марфа Даниловна, — Россию грязных, ухабистых проселков с нищими, крытыми соломой крестьянскими избами, еще в восемнадцатом году освещаемыми сальниками и допетровской лучиной, переделала в великую индустриальную державу.
Животворных, созидательных сил нашей партии хватает на все. Они поистине безграничны. Их достало на то, чтоб расплавить даже вечную мерзлоту полярных наших окраин, заставить мертвую тундру рожать и свои овощи и свой хлеб. Сделать не только грамотными, но и образованными и счастливыми еще недавно вымиравшие бесправные народы, не имевшие письменности. Что может быть величественнее, прекраснее этого?!
И снова не менее минуты пережидала Марфа Даниловна одобрительный шум в клубе.
— Гений Ленина — создателя нашей партии, усилия великих соратников и продолжателей его дела протаранили брешь в старом мире. В эту брешь неудержимо рванулась новая, прекрасная история человечества… Попробуйте задержать ее!