— Давай тулуп с шапкой, — протянула она руку к Авдеевой верхней одежде, развесила её по крючкам и вернулась к теплу костра.
— Добрый ты, Авдей.
— Просто тоже без родителей вырос… Матери не видел… Она в родах померла. А отца не стало, когда мне, аккурат, как твоему сыну, года четыре было.
— И как ты жил всё это время? — Алёнка знала, что Авдей — сирота, но как-то не задумывалась до сегодняшнего дня о жизни сирот в России 18 века.
— Как жил?.. А где придётся. Куда приказчик определит, там и кукую. Бывало, в одной семье нажалуются — в тот же день в другую переведут.
— На что жаловались-то?
— Что работник из меня плохонький, зря похлёбку перевожу. Но это, как по правде. А так, приказчику всякое рассказывали, мол, такой и сякой. И в каждой новой семье для начала прутом проучали, чтоб, значит, слушался… Да что там, — махнул рукой Авдей. — Прошло это, быльём поросло.
Алёнке стало грустно.
— А родственников у тебя тут не было?
— Неа. Родители мои — приезжие. Их у барина царь выкупил для работ на казённых заводах. Ну, не сам, конечно. Прислужники его в деревню приехали. Мои как раз повенчались, а на следующий день всех выкупленных собрали и ватагой на завод повели.
— Как повели? — Алёнка округла глаза.
— Повели и всё тут.
— А в повозки усадить нельзя было?
— Так, где ж столько повозок взять?.. — усмехнулся Авдей. — Коней всего с пяток отрядили, на них солдаты ехали с ружьями да кнутами для острастки. Потому как, бежали людишки в леса от конвоя. И отец мой может и сбёг бы, коли с матерью не был повенчан.
— Можно подумать, что если бы он не был женат, то сбежал бы, бросив невесту? Значит, не по любви они поженились?
— Кто его знает, Алёна? Они крепостными были. Может и по любви, а может и по барскому указу.
— Даа… В моём мире людям никто не указывает. Если что и делают против воли, так только за деньги. Или ради иной выгоды. Но жениться никто не заставляет.
— Скучаешь по своему краю? — сочувственно спросил Авдей.
— Стараюсь не думать об этом, чтобы сердце не рвать. До тех пор, пока не услышала от Михея про шкатулку, я выхода отсюда вообще не видела.
— Так что со шкатулкой-то? Думаешь к Людмиле сходить?
— Ага. Прийти и сказать: дайте мне ваши драгоценности погонять! — съязвила Алёнка.
— Куда погонять?..
— Забудь… — махнула она рукой.
— Как забыть, коли я помочь тебе хочу? — не понял Авдей.
— Я имею ввиду, что нельзя просто так прийти к Людмиле и попросить у неё шкатулку с царским убором.
— Почему?
— Потому что украшения эти вместе со мной перенесутся. Ты вспомни, Забаву в них мраморские видели… Значит, Людмила их попросту не отдаст. Они мало того, что стоят дорого, так ещё и память о муже и о дочери хранят.
— Ну, про мраморских мы доподлинно не знаем. Там те ещё сказочники живут. — Авдей почесал подбородок. — А как иначе до камней добраться?
— Украсть, Авдей… Не смотри на меня так… Я ради сына на что угодно готова… Для того и Косой нужен был.
— Так вот ты какая — Алёна Васильева… — Авдей покачал головой.
«Разочаровался… Конечно… Конец лавстори», — сердце упало, и печаль снова придавила душу.
В хлеву за стеной беспокойно заржала Снежка.
— Мне это тоже поперёк совести, — сказала Алёнка не для оправдания, а потому, что так оно и было. — Но иного пути я не вижу.
В горле снова встал комок. Алёнка подняла с пола кружку и принялась допивать свой отвар, чтобы хоть как-то облегчить неприятные ощущения.
— А я всё ж по-людски попытаю, — в упрямстве мастер не уступал горе-попаданке. — Вместе пойдём. И если Людмила откажет, тогда сам для тебя эту шкатулку украду.
Алёнка аж поперхнулась и закашлялась.
— Тебе говорили, что ты самый удивительный мужчина на свете? — сиплым голосом проговорила она и опять закашлялась.
— Ты только что сказала, — обворожительно улыбнулся мужчина.
Волчий вой раздался неожиданно громко, почти у самых стен зимовья.
Сердце девушки бешено заколотилось от панической атаки, а ладошки вспотели. Она машинально глянула вверх на дырку в крыше, в которую уходил дымок от костра. В проёме синело ночное звездное небо. И стало понятно, что засиделись они в избушке до темноты.
— Мне страшно, — простучала зубами Алёнка.
— Ты чего? Волки в зимовье не пролезут. Его же строили по-особому, чтобы от дикого зверя ночью спасаться.
Алёнка на всякий случай оглядела и массивную дверь с тяжёлым засовом, и стены без окон. И постаралась успокоиться. Но от каждой волчьей рулады всё равно становилось зябко. Авдей, видя, что Алёнка дрожит, подкинул в прогорающий костер дров, и пошёл было за тулупом.