— А зачем родители отдали её за того, кого она видеть не желала?
— Тому много причин, Алёнушка, — вздохнула Варвара. — И то, что дочка она в семье четвёртая. И то, что в возраст невестин вошла, а сватов не было. У нас девки старше 20 годков перестарками считаются. Вдовых охотнее замуж берут, чем таких вот бракованных.
— Спихнули, короче, раз уж оказия вышла, — подытожила Алёнка, просеивая травяную труху на чистый холст. — Но если в их браке четверо детей родилось, значит, стерпелись как-то?
— Кто его знает, Алёна? Всякое в чужих избах творится. Сор не метут, и ладно… И она не одна тут такая, — закончила разговор Варвара и нитку от вышивки откусила.
— Прибери и давай на боковую, поздно уже, — Варвара положила вышивание в сундук, стянула синий сарафан и полезла на полати.
Алёнка послушно завязала холст с молотой травой в мешочек. Не просеявшуюся траву ссыпала в мешок побольше и вытерла начисто стол. После этого задула на ночь лучину и улеглась на лавку.
Ощущение свободы от угроз Никифора было непривычным. Алёнка намеренно глубоко вздохнула и попыталась расслабить спину и плечи, которые, оказывается, долгое время находились в зажатом состоянии. Но у неё ничего не вышло.
Что-то мешало… Какая-то мысль тревожила её подспудно, будто стягивала всё внутри. Но сама Алёнка не могла чётко её сформулировать…
Озарение пришло, как это обычно бывает, неожиданно.
— Варвара Степановна, вы не спите? — прошептала Алёнка в темноту.
— У? — донеслось с полатей.
— А у вас тут расследование проводят? Ну-у, когда кто-то умирает при странных обстоятельствах…
— Ты про что это гуторишь, Алёнка?
— Когда у вас тут кого-то убивают, а кто убийца — неизвестно, виновного ищут? Судят потом? На каторгу отправляют?
— A-а, вот ты о чем… — женщина вздохнула. — Пару годков назад Гришка жену свою прибил. И ничего ему не было.
— В смысле, прибил?
— Сказал, гулящая была… Вот он её поленом по башке и стукнул. Чтоб значится проучить.
— И что? Где он теперь?
— В крепость уехал… В домовые приказчики к кому-то из начальства подался.
— А суд, наказание?
— А какое наказание, если он учётному ответствовал, что сама она нечаянно об притолоку в хлеву ушиблась? А то, что мужикам рассказал, так, то к делу не пришьёшь…
Алёнка молчала.
— Говори уже, что думаешь, — попросила Варвара. — А то так до утра и проворочаешься.
— Умер Никифор странно. Сами посудите, отчего здоровому мужику в лесу замёрзнуть? Сердце прихватило? Сомнительно. А вот версия, что пристукнул кто, очень даже вероятная… Там могли и не до смерти ударить, а так, чтобы сознание потерял. Ну а мороз уже дело это закончил…
— Алёна, здоровый он был или нездоровый, ты знать не можешь. Чай, не к тебе он за травами обращался.
— К вам?.. — страшная догадка пришла в голову Алёнке.
«Одно дело — калечного от мучений избавить, а другое — здоровому мужику дать что-то, вызывающее тахикардию, например, или повышенное давление… Варвара ведь знала, что мне угрожает опасность. А если мне, то и ей, и Демиду с Малашей
— про то они все не раз говорили…» От осознания, что Алёнка живёт под одной крышей с убийцей, стало жутко.
— Агафья его пользовала, — задумчиво ответила Варвара, видимо, приходившая к параллельным выводам. — К нам Никифор, сама знаешь, не хаживал… А почему у тебя интерес такой?..
— Потому что выгода от смерти этой только мне и была.
— Ну и Авдею ещё, который за ради тебя всё, что хочешь, сделает…
— Ой… — к такому выверту Алёнка была не готова.
«А ведь и Агафья для мастера моего всё одно, что мать родная…»
Новая угроза замаячила впереди.
«Коли приедет в Полевской следователь, которому для галочки закрыть кого понадобится, так далеко ходить не придётся… Фрол мигом расскажет, что знает. А там… Меня, Авдея, Варвару, Агафью, Малашу, не дай бог…»
— А распутывать это дело не будут, Алёнушка, — уверенным голосом прервала Апёнкины метания травница.