Оказавшись в такой ситуации, любая женщина испугалась бы, но Эйнджел не испытывала страха. Напротив, холодный воздух оживил ее, заставив кровь быстрее бежать по жилам. Трудное положение, в котором она оказалась, пробуждало в ней желание бороться. Теперь она уже почти забыла о своих любимых невысоких холмах поместья Бель-Монтань. Они были так далеки от нее сейчас!
– Ты уверена, что справишься? – нежность, сквозившая в голосе Холта, удивила Эйнджел.
– А что, у меня есть выбор? – кисло улыбнулась она.
Холт слегка смутился.
– Женщины не созданы для таких трудностей... «Что-то тут не так», – подумала Эйнджел. Без всяких колебаний он заставлял ее работать в шахте и жить в примитивной хижине. А теперь по какой-то одному ему ведомой причине он пытался задобрить ее, и, надо сказать, это у него прекрасно получалось.
Коротко попрощавшись, Жиль ускакал вперед на здоровой лошади, а Эйнджел и Холт повернули на юго-запад и пошли по следам кареты назад, ведя за собой травмированную лошадь.
Им пришлось идти довольно медленно, так как лошадь сильно хромала. Несколько раз они останавливались, и Холт внимательно осматривал ногу животного. С каждым разом выражение его лица становилось все мрачнее.
– Боюсь, нам придется пристрелить ее, – наконец, сказал он. – Нога совсем плохая.
– О нет! Позволь сначала мне осмотреть ее, – взмолилась Эйнджел, цепляясь за его руку, уже вынимавшую пистолет из кобуры на поясе.
Не обращая внимания на грязь, она встала на колени и принялась осматривать ногу лошади.
– Спокойно, девочка, – ласково приговаривала она, касаясь лошадиной ноги, и, удивительное дело, ко была только подрагивала кожей, но послушно стояла на месте. – Я всего лишь хочу немножечко ощупать тебя.
Дюйм за дюймом ловкие пальцы Эйнджел осторожно исследовали ногу лошади. Обнаружив повреждение связок, она медленно ощупала опухоль.
– Это не перелом, – сказала она наконец, – это больше похоже на сильное растяжение. Тут нужен холодный компресс, и все будет в порядке.
Она поднялась с колен и посмотрела в сторону елей под которыми в тени густых ветвей на земле, лежал ранний, еще не успевший растаять снег.
– Если нам удастся довести ее до хижины, то я смогу поставить ее на ноги.
Холт смотрел на нее, не скрывая изумления.
– Вот уж не знал, что ты и в лошадях разбираешься!
– Мой отец занимался выращиванием рысаков, так что я выросла рядом с лошадьми, – рассеянно ответила Эйнджел, думая о том, сколько им еще осталось пройти до той хижины, которую видел Жиль. – Груз на ее спине только ухудшает положение. Надо снять его.
Эйнджел протянула руку, чтобы развязать узел на веревке, но Холт тут же перехватил ее с такой решимостью, что Эйнджел стало как-то не по себе.
– Нет, мы должны довезти груз в целости и сохранности. Он слишком тяжелый, чтобы кто-то из нас мог нести его в руках.
– Что там может быть такое важное, что ты ради него готов загубить прекрасную лошадь? – возмутилась Эйнджел, пытаясь другой рукой снять с сак вояжа промасленную парусину, которой тот был тщательно укрыт.
Холт мгновенно перехватил ее руку.
– Не надо, дорогая, – почти шепотом произнес он, сузив серые глаза. – Будет лучше для всех, если ты не узнаешь ничего.
– Но ты навсегда искалечишь это прекрасное животное! Я не позволю! – возмущенно вскричала Эйнджел.
– Хорошо, мы пойдем очень медленно, пусть даже будем добираться до хижины целый день. – Холт посмотрел на небо – Боюсь, матушка-природа собирается испытать нас на прочность.
Он оказался прав. Когда они уже приближались к заброшенному жилищу, белые звездочки начали лениво падать на землю. Небольшая, сделанная из досок хижина стояла в осиновой рощице, неподалеку от журчавшего ручейка. Осень окрасила трепещущие листья осин в изумительные оттенки красного, золотого и оранжевого цветов. Под порывами ветра они нежно шелестели, словно накрахмаленные нижние юбки.
Однако Эйнджел было недосуг любоваться пейзажем. Попросив Холта подержать лошадь, она оторвала Л кусок полотна, нашла немного свежевыпавшего снега и сделала холодный компресс на ногу лошади. Закончив бинтовать, Эйнджел поднялась с колен и отошла назад с хмурым видом.
– Это лучшее, что я могу сделать.
– Где ты научилась этому? – удивленно спросил Холт.
– Я же говорила тебе, что выросла рядом с лошадь ми. Мне нравилось бывать в конюшне и смотреть, как работает отец. Я бы отдала все на свете, чтобы он оказался сейчас со мной...
Какое-то время они оба молчали. Снег падал на волосы, лицо и быстро таял.
– Идем, давай посмотрим, что там за хижина, —
сказал Холт.
Это была просто крыша и стены, ничего более. В отличие от хижины, построенной Артуром и Ройсом, эта была сделана наспех и небрежно. Через большие щели в стыках в хижину свободно проникал холодный ветер. Окна были затянуты промасленной парусиной. Очевидно, в хижине поселились мыши, и теперь в ней стоял неприятный специфический запах.
Оглядывая хижину, где им предстояло ночевать, Эйнджел поежилась и плотнее укуталась в теплую накидку Холта.
На полу валялся продавленный и прогрызенный мышами матрац и грубо сделанный из цельного куска де рева стул. Мерзость запустения! Эйнджел не могла за ставить себя оставаться в хижине. Похоже, Холт испытывал такие же чувства.
– Так, – мрачно произнес он, выходя вслед за Эйнджел на свежий воздух. – Пожалуй, я поищу, нет ли чего-нибудь получше...
Неподалеку они обнаружили старую крытую по возку, но она была ничем не лучше хижины. Вместе они пошли вниз по течению ручья, но вскоре снег усилился, быстро устилая землю ослепительно белым покрывалом.
Эйнджел вся дрожала, хотя была плотно укутана накидкой Холта. Ее черные кожаные ботинки явно не были предназначены для глубокого снега.
– Кажется, у нас нет выбора. Или мы ночуем в этой ужасной старой хижине, или спим на снегу под открытым небом, – простонала Эйнджел, с отвращением представляя ночь в хижине.
– Подожди, – Холт остановился, всматриваясь сквозь завесу падавших снежинок куда-то вбок. – Видишь, вон там?
Сначала она не увидела ровным счетом ничего, кроме снега. Но всмотревшись, стала различать контур другой хижины, наполовину скрытой могучими ствола ми сосен. Из трубы вился едва заметный дымок.
Эйнджел чуть было не побежала к хижине. – – Подожди, мы ведь не знаем, кто в ней живет, – с трудом остановил ее Холт.
– Ну и что? Мы все равно замерзнем или умрем с голода, если не найдем другой хижины.
Эйнджел была права. Холт тоже замерз и ужасно хотел есть. Они осторожно двинулись к хижине с надеждой в душе. Подойдя ближе, они увидели мула, привязанного под навесом рядом с хижиной, и немного приободрились. Может, тут жил какой-нибудь старатель-одиночка, мывший в ручье золото. Холт пошел вперед и смело постучал в дверь.
Им долго никто не открывал, хотя за дверью слышались чьи-то мягкие шаги. Холт снова постучал. На конец дверь приоткрылась, и на пороге показалась молодая индианка с огромными глазами цвета оникса, в которых застыла настороженность. На вид ей было не больше пятнадцати-шестнадцати лет, у нее была чистая смуглая кожа, овальное лицо обрамляли две маслянисто-черные косы. На ней было платье из замши, похожее на то, которое когда-то принадлежало матери Холта, только не так красиво отделанное и чуть темнее.
Холт взглянул на костяное ожерелье, украшавшее шею индианки, и заговорил с ней на ее родном языке, чьи певучие звуки и четкий ритм заставили девушку приветливо улыбаться и кивать гостям.
Торопливо рассказав что-то Холту, она показала рукой в сторону гор, затем перевела взгляд на Эйнджел, и какое-то время обе молодые женщины с любопытством рассматривали друг друга.