Пожар удалось погасить в три дня. Янко и тут повезло, как всегда. Но встреча нового года была испорчена, и друзья требовали, чтобы Янко устроил новый праздник. На этот раз веселились особенно разнузданно, и уже к полуночи все гости были более или менее пьяны — и женщины и мужчины. Под утро один актер, по фамилии Рамек, с пьяных глаз бросился на Янко с кинжалом. Что же он имел против Янко? У Рамека была очень красивая жена, но типа так называемых холодных красавиц. И Рамек утверждал, что Янко совратил ее. Янко совсем не любил холодных красавиц. Он просто из вежливости сказал ей несколько любезностей, вот и всё. К счастью, взбешенного актера удалось оттащить, прежде чем случилась беда. У Янко была лишь слегка ранена правая рука, об этом не стоило и говорить.
На следующий день Рамек в полном отчаянии прибежал к Янко. Его жена призналась, что она ему всё налгала: она хотела отомстить мужу за маленький флирт с одной актрисой. Всю эту историю пытались замять, но Лео Михель узнал о ней и разразился большой статьей в «Прожекторе». «Скандал в доме Стирбея! Актер мстит за свою оскорбленную честь!»
Пока что ничего особенного в сущности не произошло. Загорелась одна скважина, но она была потушена через три дня. Ревнивец бросился с кинжалом на Янко, но не успел серьезно ранить его. Янко не придавал этим инцидентам никакого значения. И всё же они были предзнаменованием того, что в эту зиму должна стрястись какая-то беда. Это была коварная зима, она предрекала что-то недоброе, он чувствовал это! Несколько недель спустя произошел печальный случай с Антонией. Собственно, Антония была женщина вовсе не в его вкусе, но ведь на свете всякое бывает. У Янко была небольшая интрижка с ней, одним словом, у Антонии были причины обратиться к доктору Воссидло. Допустил ли Воссидло какую-нибудь ошибку?.. Антонии не стало. Она умерла через двенадцать часов после операции. Янко был сражен. Бедная Антония! Янко лишился сна. Доктор Воссидло заявил, что здесь был совершенно особый, редкий случай. Ведь через его руки проходят сотни женщин. Она точно так же могла бы умереть и от нормальных родов. Но это было слабое утешение!
«Прожектор» занялся этим делом. Он взывал к прокурору. Взывай, взывай, — прокурор всё равно не услышит! Таких случаев в Анатоле — десятки. Да, плохая зима! Черные ночи без звезд.
XXV
Янко искал забвения. Он пил, играл в карты, ходил на балы, и всё-таки дни едва ползли, едва ползли ночи. Хорошо еще, что в эту зиму балы и празднества сменяли друг друга, и можно было развлечься. Все веселились: такой зимы еще не помнят в Анатоле. Франциска сняла большой зал в «Траяне» и дала бал, который стоил целое состояние. Она устраивала кабаре на дому для интимных друзей. Побывать бы Жаку на такой вечеринке!
Дамы Ипсиланти снова жили в Каире. Это уже было немножко поближе к Анатолю. До первого апреля оставалось только шесть недель. Соня писала, что в последних числах марта будет в Вене. Она очень тревожилась и жаждала поскорее увидеть его.
Янко ходил с сияющим лицом; друзья поздравляли его. Местная газета поместила заметку о скорой свадьбе барона Стирбея. Всё его дурное настроение вдруг исчезло. Он был полон мыслей о путешествии. Он даст еще один большой бал, который уже давно был обещан, но всё откладывался, и через несколько дней после этого уедет в Вену, чтобы там ожидать Соню.
Янко распорядился украсить стены и колонны своего зала цветами и еловыми ветками. Зал был похож на лес, где там и сям росли чудесно пахнувшие цветы. Праздник начался в одиннадцать часов. Приехали артисты из театра и разыграли несколько сцен из «Сна в летнюю ночь», а затем был показан небольшой балет. Всё было прекрасно и имело большой успех. Франциска — она была окружена толпой поклонников — сказала Янко, что она завидует его великолепной идее. Первой красавицей бала была, разумеется, Карола. Яскульский просил Янко пригласить ее и теперь наслаждался ее триумфом. Вот женщина, на которую не жалко затратить деньги, не правда ли? Яскульский в первый раз в жизни надел фрак. Одет он был безупречно. Его обычно взлохмаченные волосы были теперь тщательно приглажены и разделены пробором. Вид у него был внушительный, прямо как у сенатора. Вначале он держал себя очень церемонно, затем, наведавшись несколько раз в буфет, опять превратился в прежнего Яскульского. Он стоял с бокалом в руке, кричал и хвастался, совсем как прежде. Он утверждал, что вполне мог бы наплодить за свою жизнь двадцать тысяч детей.
— Двадцать тысяч маленьких Яскульских? Немыслимо!
Слушатели хохотали.
Всем бросилось в глаза, что Янко в этот вечер вел себя необыкновенно тихо и скромно. Он не танцевал, почти ничего не пил. Он расхаживал среди гостей, беседовал с ними, шутил. На губах его играла радостная улыбка, а глаза как-то особенно сияли. Он ходил по залу и улыбался, вот и всё. Приветствовал новых гостей, провожал до лестницы уезжавших друзей. Утром он получил телеграмму: баронесса и Соня уже в Неаполе. Соне удалось уговорить мать вернуться раньше. Пятнадцатого марта они уже будут в Вене. «С любовью, Соня». «С любовью, Соня»? Никогда еще Соня не обращалась к нему с такими нежными словами. Вот почему так по-особенному сияли глаза Янко! Завтра он приведет в порядок свои дела и через три дня уедет отсюда. А когда он вернется, всё пойдет по-другому: никаких попоек, никаких оргий, никакого баккара! О, все будут удивлены!
Под утро, когда веселье стало очень шумным, Янко исчез. Но никто не обратил на это внимания. Янко и раньше неожиданно уходил к себе, когда очень уставал или когда ему становилось скучно. На следующее утро в городе прошел слух, что барон Янко Стирбей в эту ночь скончался. Янко? Да, его гости еще танцевали, а его уже не было в живых. Его нашли мертвым в парке. А еще через час стало известно, что Янко был убит. Его застрелили: одна пуля попала в позвоночник, другая в голову. Никто не слышал выстрела, но это понятно: автомобили подъезжали и отъезжали всю ночь. Убит? Янко Стирбей? Кто же убийца? Какой-нибудь уволенный рабочий? Ревнивец? Преступник? Трудно поверить. Мертвенно-бледный выслушал это известие начальник полиции Фаркас. Не может быть! Это совершенно невозможно! Еще в четыре часа утра Янко проводил его до самой машины.
У Гизелы один истерический припадок следовал за другим. Пришлось вызвать врача. Это она первая увидела Янко, лежащего в парке. Она была на этом празднике, конечно, только как зрительница. Она не танцевала. Когда стало светать, она решила уехать и послала за автомобилем. Она вышла из подъезда, чтобы там подождать машину. Было уже довольно светло. Перед этим шел снег; легким пушистым покровом лежал он в парке. Закутавшись в шубку, она прогуливалась перед подъездом. И вдруг увидела, что на снегу под кустом лежит черное пальто, наполовину уже заметенное снегом. Должно быть, кто-то потерял пальто? Она указала на него лакею, который вышел из вестибюля. Лакей побежал поднять пальто. Но это оказалось совсем не пальто, — это был человек. И Гизела вдруг заметила, что снег под ним красный. Тогда она бросилась бежать, добежала до ворот, оглянулась и увидела, что гости толпой высыпали из зала, точно загорелся весь дом.
XXVI
Когда Жак остановился перед дверью Розиной комнаты в Париже, он услышал голоса и звонкий, как у ребенка, смех. Это была Роза, он сразу узнал ее манеру смеяться. Жак вошел. Роза стояла посреди маленькой гостиной и растерянно взглянула на него. Трое молодых людей в смокингах вежливо приподнялись. Роза была в нарядном вечернем туалете, на ее руках сверкали камни. Жак был поражен ее красотой. Черные волосы Розы были похожи на блестящие перья птицы, глаза — точно куски янтаря. И эта красавица прозябала когда-то в маленькой лавчонке в Анатоле! «Газель», как называл ее Янко.